Записки прижизненно реабилитированного

Амнистированные предприняли эту акцию по совету профессора-юриста, получившего десять лет по редким статьям 58-3 и 58-4 за помощь международной буржуазии. Он побывал за границей и одно время дружил, а потом состоял в переписке с иностранными учеными, которые изучали преемственность между римским правом и кодексом Наполеона. Профессор высказал свое мнение об этом предмете коллегам, облегчая тем самым их вредную деятельность. Пособник буржуазии, прежде чем дать свой совет, предупредил:

— Жалобы и сутяжничество не приводят к добру и не дают никаких результатов. На это указывает юридическая наука и практический опыт всех времен и народов! Люди решают свои проблемы проще: дают на лапу друг другу.

Здесь профессор опирался не на римское право, а на свой личный лагерный опыт — и предыдущий, и настоящий. Вчера перед разводом за кусочком сала в каптерку — там работяги-заключенные хранили остатки продуктовых посылок, не отнятых надзирателями и придурками, и разрешенные личные вещи — начальник каптерки, тоже из заключенных, сказал:

— Стеллаж, где помещается твоя ячейка, в ремонте. Придешь через неделю.

— Ты не имеешь права задерживать выдачу продуктов! Я буду жаловаться бригадиру! — заявил начавший впадать в сутяжничество голодный профессор.

Ответом были слова:

— Иди ты к… — и хороший толчок в спину.

К вечеру юрист понял свой промах и, вернувшись в лагерь с работы, предложил начальнику каптерки за ускорение ремонта долю от своего сбереженного сала. Оказалось, что стеллажи уже починили. Каждый получил свой законный кусок.

Услышав о знакомом способе разрешения всех проблем, возникающих при недоразумениях между людьми, кто-то из амнистированных начал мечтать вслух:

— Если бы знать, какая лапа нужна полковнику Чеченеву…

Не обращая внимания на фантазера, профессор продолжал:

— Но каждая цивилизация переживает свой звездный час, когда жалобы могут возыметь действие. Мы вступили сейчас в этот краткий и неповторимый период истории.

До сих пор на претензии заключенных в Сверхлаге не обращали никакого внимания, но со смертью И.В. Сталина администрация чувствовала — что-то обрушилось в мире, и испытала опасение и неосознанный страх. Полковник призадумался. Его коллега, начальник Песчлага, к которому Чеченев обратился за советом по телефону, ответил, что сам оказался в таком положении и в конце концов решил поступить согласно инструкции о порядке освобождения по амнистии. Полковник смирился с чудовищным. Бунтовщики получили чистые паспорта и были отпущены без ограничения места жительства. Потом оказалось, что серия паспорта, который вручили Василию, говорила знающим людям в милиции, кто он такой. Через полтора года Иголкина, перешедшего в это время из категории амнистированных в категорию реабилитированных, вызвали в паспортный стол и вручили новый, с другой серией. Начальник пояснил:

— Старый паспорт вам больше не положен. Теперь он заменяется на другой.

Иголкин так и не узнал, указывает ли серия нового паспорта на действительное лицо владельца, пожизненно заклейменного преступника.

Пользуясь уроками пособника мировой буржуазии, Василий обратился к секретарю Управления высших и средних учебных заведений и попросил зарегистрировать заявление. Законная просьба была удовлетворена. Заместитель начальника Управления, который принял и выслушал просителя, заметил на заявлении синий штамп и входящий номер и понял, что от дела не удастся избавиться. Он вежливо сказал:

— Приходите через три недегти. Мы за это время внимательно изучим вашу просьбу, вникнем в заявление и примем решение.

— Почему так долго? — удивился Иголкин.

— Это не долго, а очень быстро. В порядке исключения мы идем вам навстречу и рассматриваем заявление вне очереди, — пояснил заместитель. Он назвал трехнедельный срок потому, что уходил к этому времени в отпуск. Изучать, вникать и принимать решение по щекотливому делу предстояло не ему, а возвращавшемуся на службу начальнику.

— Очень прошу вас ускорить рассмотрение заявления, — взмолился Иголкин. — Я как амнистированный нахожусь в трудном положении. Участковый требует в десятидневный срок представить справку о зачислении в институт.

— Это ваши трудности, — ответил чиновник и, чтобы выпроводить посетителя, вызвал звонком секретаршу и сказал: — Елизавета Петровна, садитесь за машинку. Я продиктую вам циркулярное письмо по поводу оценки уровня идейно-политической подготовки студентов на экзаменационной сессии. — Начальник солгал. Письмо давно было разослано. Сочинял его не он.

Иголкин вышел из кабинета, напоследок заметив, что на стене, помимо поблекшего портрета И.В. Сталина, висят сияющие свежей типографской краской лики Г. М. Маленкова, Л. П. Берии и Н. С. Хрущева[25]. Партия возвращалась к коллективным методам руководства. Народу полагалось знать и любить своих руководителей.

6. Иголкин добирается до министра