Читаем Записки прижизненно реабилитированного полностью

— Мы на комсомольском собрании курса, по моему предложению, единогласно изгнали тебя из комсомола, — подключился Перешибинос, — и не примем опять в коллектив. — Владлен забыл добавить, что он не только предложил исключить Иголкина из комсомола, но и внес поправку, согласно которой преступник считался исключенным из ВЛКСМ не с даты проведения собрания в середине мая, а на месяц раньше, то есть еще до своего ареста. Поправка была принята. Активу и администрации казалось, что это снимает с них обвинение в потере бдительности. Перешибинос забыл также сказать, что при единодушном голосовании за исключение Иголкина из ВЛКСМ 10 из 180 участников собрания воздержались. На такое действие при открытом голосовании требовалось не меньшее личное мужество или недомыслие (мотивы одних и тех же поступков бывают всякие), чем для того, чтобы закрыть грудью амбразуру вражеского дота.

— Ты с позором исключен из комсомола и не можешь быть студентом, — дополнил представитель партбюро Радий Клест.

Бывший заключенный вспоминает, как надо обращаться с придурками

Вместе с деканом уверенность обрел и бывший заключенный. Человек СЕЕ-884 понял, что люди, собравшиеся перед ним в деканате, и лагерные придурки принадлежат к одному и тому же племени.

Он почувствовал, что в дальнейшем его ждет бесконечная череда подобных встреч. Впереди был вечный бой.

И на Медном Руднике, и в институте экономических проблем придурки были приглаженны и аккуратны. Лагерная придурня носила казенную одежду первого срока и что-нибудь разрешенное только для них вольное — рубашки, свитера, ботинки и даже куртки. Украшениями служили прямоугольники белой материи с личными номерами, аккуратно пришитые на одежде — на груди, правой руке, спине и шапке. В красоте номеров соревновались. Высшим шиком считался знак рабства, вышитый на материи цветными нитками или нарисованный замысловатым шрифтом. Институтская придурня ходила в приличных костюмах, надевала красивые рубашки и галстуки. На пиджаках, в зависимости от возраста и положения владельцев, красовались значки членов ВЛКСМ и орденские планки. Значки с изображением И.В. Сталина светились на одежде каждого. Презирающее все, кроме собственного благополучия, кубло[24]

придурков захватило власть в лагере и командные высоты в институте. Это подлое племя существовало за счет других людей и ничего не созидало, но неудержимо стремилось к благам жизни. Институтский актив во время учебы безнаказанно пропускал занятия, получал послабление на экзаменах и зачетах, пользовался материальной помощью и путевками, забирал себе именные стипендии, а по окончании института получал хорошо оплачиваемую работу в Москве и занимал места в аспирантуре. Если студент не принадлежал к активу, то его ждала практическая работа в дыре на периферии, будь выпускник хоть самим Адамом Смитом. Прикрываясь знаменем партии Ленина-Сталина и стягами ее верного помощника комсомола, институтская придурня была готова растоптать всякого, кто стоит на ее пути.

На курсе Василия учился талантливый юноша Алик Гительман. Он интересовался экономикой торговли и еще студентом опубликовал несколько оригинальных и свежих научных работ. Однако в аспирантуру на кафедру экономики торговли пошел не он, а комсомольский вожак Перешибинос. Владлена, про которого говорили «это одноклеточное существо», определил в науку декан Филин. Бездарь плодила бездарь. Талантливый Алик долгие годы работал простым экономистом сначала в Сибири, а потом в Москве и на старости лет уехал в Землю Обетованную, а придурок Владлен сделал головокружительную для его ничтожных способностей карьеру.

Иголкин узнал об этом через много лет. Он встретил Владлена Псрешибиноса в поликлинике для научных работников на диспансеризации. Василий был одет в хороший костюм, гладко выбрит и при галстуке. Словом, выглядел более чем прилично. Комсомольский вожак с изумлением смотрел на своего блудного подопечного. В глазах его было написано: «И преуспевающий вид, и престижная поликлиника… Как же так?»

Наконец он строго спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Василий находился в хорошем настроении и, зная, что Владлен — круглый дурак, кратко ответил:

— Диспансеризируюсь.

— Что это значит? Проходишь диспансеризацию? — не сразу понял Владлен. — Но для этого надо занимать высокое положение и быть записанным в диспансерное отделение.

— Руководство ввиду моей особой ценности для государства уделяет повышенное внимание состоянию моего здоровья. Здесь я записан давно.

Василий достал из-под полы пиджака историю болезни на форме диспансерного отделения и показал:

— Вот, смотри!

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век глазами очевидца

Записки прижизненно реабилитированного
Записки прижизненно реабилитированного

Эта история о последних годах страшного периода XX века — о времени агонии сталинизма, — человеческом прозрении и хрупких ростках новой жизни.Это правдивый рассказ современника о советском обществе начала 50-х годов и людях того времени. Это история молодого человека, который неожиданно оказался в жерновах репрессивной машины: арест, лубянское следствие, неправедный суд, лагерь смерти и жизнь на воле с волчьим билетом. Но он сумел достойно пройти все круги ада, прошел и не сломался, сохранил человеческое достоинство, добился своего — стал врачом и ученым. Ценой этой победы были потерянная любовь и погубленная молодость. Это роман о любви и о женщине, которая спасла мужчину в равнодушном и жестоком мире. Это XX век на одном из самых крутых поворотов истории России глазами не просто очевидца, но и участника.

Ян Янович Цилинский

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука