Записки Проныры

Простор на пару сотен километров по орбите станции был завален обломками. Я в жизни не видел такого фарша и в таком количестве: обычно, всё-таки, вояки пытаются вывести из строя больше технику, не живую силу — а тут уничтожали всё и вся к облезлой матери, с особым цинизмом.

Я шёл по инерции, а мимо проплывали куски машин и трупы; трупы — гуманоидов, я бы сказал, насколько можно рассмотреть гуманоидов в тех грустных останках. Некоторые из тех убитых были одеты в комбезы, а не в скафандры — я так понял, что их подняли по тревоге, и они поскакали убивать, нимало не заботясь о собственной безопасности. Прямо я тогда вспомнил, как читал про древние битвы — когда выбегали в одном белье и кидались рвать врагов чуть ли не зубами.

Тут друг друга ненавидели. Так ненавидели, что я удивился — я, вроде, пират, но и среди урок не принято звериться настолько. В бою надо холодную голову сохранять — а тут мозги кипели, по всему видно. Никакой корысти. Чистая злоба.

Станцию расковыряли ракетами — любо-дорого. Удивительно, что там вообще кто-то уцелел; судя по состоянию брони, калибр вполне основательный. Обычно охотники такие ракеты не несут, опасное оружие, можно по своим того… но здешних вояк это не волновало. Мне как-то совсем разонравилось вся эта, так сказать, спасательная операция, но я всё-таки вызвал «Святого Воина».

А он спросил пароль.

Я сказал, что я тут — человек посторонний, просто готов помочь, если нужна помощь.

Он спросил, точно ли — человек.

— Слушай, орёл, — говорю, — я не философ. Двуногое без перьев тебя устроит?

Он выразился в том смысле, что двуногих без перьев полна Галактика, но никто не поручится, что все они — люди. Я сказал, что тогда я, пожалуй, пойду — и этот идиот тут же завопил, что даёт стыковку.

Конечно, не факт, что я — человек с его точки зрения. Но жить хочется. Ладно.

Я поставил крылья в ангар для охотников. Стыковку без толку было и спрашивать: он открыл створы, а рядом со створами я увидал дыру в обшивке, через которую бы провёл свою машину, не задев краёв. Но вояка, видимо, сам не очень представлял, в каком состоянии его собственное оборудование.

Хорошая станция, кстати. Распотрошённая в прах, со сквозными дырами в броне, во всех местах — ещё функционировала и неплохо. Надёжная техника.

Выходить из машины пришлось в скафандре и попадать в жилые сектора — через двойной шлюз. Мой газоанализатор дал типичную смесь; самое оно для нас, двуногих без перьев. Но я даже шлем не снял, только поднял забрало. Мне там не нравилось.

В узел управления оказалось не попасть, после удара там всё загерметизировалось — да я и не рвался. Двигатели, похоже, накрылись, когда пригрело ракетой — просто удивительно, как переборки уцелели. Они, правда, выгнулись, как резиновые — но выдержали ударную волну. Хорошие переборки, опять же — качественный материал.

Кого-то с той стороны, конечно, по ним размазало. Но я совершенно не жаждал смотреть на это клубничное варенье — достаточно, что сиропчик кое-где изрядно в щели подтёк, до того, как сработала аварийная герметизация.

На войне как на войне, так сказать. Простор — колыбелью, все там будем.

Поэтому я взламывать этот склеп не стал. Вызвал раненого и говорю: «Ты где?» — а он сбросил мне голографический план и отвечает: «Иди вперёд, через лаборатории — к медотсеку». И я пошёл через лаборатории. Лаборатории у них там защищала целая система шлюзов с двойными переборками — исследовательская станция, ради лабораторий и устроена. Так что эти научные богатства почти не пострадали. Но стоило мне туда попасть — пары минут не прошло, как я понял, за что владельцам станции глотки рвали, за что приласкали их по полной, и почему так яростно ненавидели.

Хозяева тут изучали разумных нелюдей. Как морских свинок. Посредством вивисекции.

Я прошёл мимо целого ряда больших сосудов со спиртом или формалином, в которых плавали букашки. Целиком. Не то, чтобы я их фанат — но видеть разумных союзников заспиртованными, будто они колорадские жуки, жутковато, парни. И на душе тяжело.

Дальше пошли какие-то потроха на витринах. Я сперва не мог понять, что к чему, а потом дошёл до витрины, где нги был целиком препарирован, как лягушка, и сообразил, что это были образцы их репродуктивной системы. От этого мне стало похуже, чем от букашек — буквально затрясло. Нги-то был ещё совсем молодой, его невидящие глаза смотрели мимо меня, а тело приобрело белёсый цвет, какой бывает на препаратах из трупов… откуда-то я знал, что его убили специально, чтобы вскрыть. И не его одного.