Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства

— Mierda, но ведь никто не знает, что я попаданец! А значит то, что я не смогу без замка и владения, очевидно только для меня. Правильно?

Прошёл к столику, присел. Голова загудела от просчитываемых комбинаций. И они мне нравились всё больше и больше.

Я — попаданец. А что должен делать попаданец? Правильно, удивлять.

Какие у меня козыри перед местными? Уже оговорил, не технические — я даже как местное железо плавить не знаю, мартеновскую печь не сделаю и подавно. Даже бумагу не знаю, как делать, из-за чего пипец страдаю. Но есть в нашем мире то, чего пока нет у них, как у гораздо менее развитого общества. А именно… нет такого же удручающего бесящего лицемерия. Нет присущей нам циничной прожжённости. Местные, все-все, по сути романтики; их мир суров, жесток. Кровав, но предельно понятен! Они не ждут от мира и окружающих бОльшей подлости, чем та, на которую способны сами! Которая привычна их жизни, которую знают по рассказам предков. Романтики-рыцари! Романтики-крестьяне! Романтики-правители! Привыкшие отвечать «за базар», привыкшие, что мир и система ценностей устоялись, и есть традиция, которая незыблема. Куда им, бедолагам, до цинизма и подлости… Да хотя бы той же Англии вековой давности. Джентльмены, совершившие захват мира, не имея ни армии, ни мощной экономики. За счёт интриг. Создавшие великую империю, основанную на ДОБРОВОЛЬНОЙ эксплуатации колоний. Нет, что-то успели захватить к тому моменту, но большую часть дохода получали от формально независимых стран, в которых на корню купили элиты, которым навязали ценности (в том числе со временем и либеральные), в которых им деньги и ресурсы аборигены отдавали добровольно и с песней. Кстати, концлагеря тоже они придумали, когда от буров огребли в Африке. Это было начало двадцатого века. А тут по развитию максимум тринадцатый, а то и одиннадцатый.

А ещё у них не было своих Макиавелли, Декарта и Адама Смита. У них не было «золотого треугольника» Европа — Западная Африка — Америка — Европа, в котором бесчестной бесчеловечной эксплуатацией делались состояния и «поднимались» империи. Не было тотального геноцида кого бы то ни было. Хотя я прекрасно помню, что творили с индейцами их ближайшие родственники в нашем мире. Как добывали серебро в горах современной Боливии, и многое другое. Но также знаю о вершине колониального цинизма — уничтожении индейцев Северной Америки. Даже испанцы — дети по сравнению с янки, невзирая на все их преступления. Начиная с охоты за скальпами и заканчивая тотальным истреблением бизонов.

Я знаю такое, что никому из местных не приснится в страшном сне. Я знаю такие уровни предательства и цинизма, к которому местные просто не готовы. И кто сказал, что не могу использовать эти наработки для того, чтобы выжить? Хотя буду объективен, нужно использовать свои знания ограничено, ибо это джинн в бутылке: вылетит — не воротишь. И виновен в преждевременном распространении заразы буду я.

Но сейчас я должен выжить, просто выжить. А значит буду брать напором и цинизмом, постоянно удивляя. Обманывая, прокручивая мутные схемы, до которых не догадаются местные ввиду узости кругозора. Только тогда смогу удержаться на плаву и… Сделать что-то по настоящему полезное. Ведь не только же плохое есть в нашем двадцать первом веке. Мне нужно если не самому стать местным Макиавелли, Вольтером или Руссо, то найти такого среди аборигенов и поддержать.

Я способен перевернуть этот мир. Не технически, нет — к чёрту технику. Ментально. Ибо лично у меня иммунитет к пропаганде и информационному воздействию на массы; я в принципе знаю что это такое. А местные не знают. А значит, при грамотной обработке, можно послать массы в огонь, воду и медные трубы — и пойдут. Вспомнилось фото Адика Шикльгрубера в Нюрнберге, перед которым в зигующем жесте застыло тысяч двести пятьдесят проникнувшихся идеей немцев. Искренних фанатиков и патриотов. Последние годы перед началом войны.

Я знаю, как это работает, хотя бы в первом приближении. А ещё знаю про власть церкви, и то, что пока не пересёкся с нею — дело времени. Интуиция вопит, что тут всё не так просто, как показалось после попадания. Церковь что-то мутит, но ей не повезло — епископ Карфагенский, Бетисский или Таррагонский — не то же самое, что римский падре. Но святоши хоть исподтишка, но мутят своё, и аборигены вообще не готовы к их войне.

Я знаю кучу исторических ошибок. И могу не допустить их. А ещё могу использовать арсенал знаний в своих личных целях. И не считаю это чем-то противным и мерзким. Вот как я должен решать вопросы, а не собираясь с духом, решая, к кому из партнёров по проекту виа обратиться, чтобы вывезли из города!

Демоница устроила на меня охоту? Считает меня загнанным, забитым зверем, прячущимся в норе? Что ж, значит надо удивить её. И устроить охоту на неё. Дикую охоту на охотницу!

Решение созрело, моё тело забила крупная дрожь. Приняв решение и внутренне успокоившись, я позвал ребят. И не только, решил звать всех, кто в этом доме.