Записки репортера

Первый серьезный бренд встретился мне в жизни при советской власти в шахтерском поселке шахты им. Бажанова, на окраине городка Макеевка. Это было много-много лет назад…

Не знаю уж, как попала в руки моему папаше бутылка виски White Horse. Вот откуда? Пытаюсь восстановить нить событий. Значит, папаша в те годы своей молодости был вполне эстет. И пижон. Он чуть не единственный на шахте пил коньяк, и на него смотрели косо. Типа, все – водку, а ты, значит, коньяк? Переплачивая вдвое? Но уж так. Пил он по-советски, то есть с ломтиками лимона, присыпанными сахаром. Мы, кстати, до сих пор так иногда пьем – это тень советскости, которая все еще лежит на окружающих предметах густым таким невидимым брендом…

Время от времени – я продолжаю реконструкцию событий – кто-то из знакомых или родни ехал в Москву толкаться там (то есть, пардон, тут) в магазинах. Я прекрасно помню те привезенные по заказу подарки. Это были конфеты «Грильяж», цветные карандаши, книги про Изумрудный город – здоровенные, яркие, отпечатанные на толстой богатой бумаге, с удивительным сладким и свежим аппетитным запахом, который вынюхивался, если вставить нос в книжный разлом. Ну и еще, конечно, привозили разную ерунду типа блузок, чулок и проч. Так вот я себе замечательно представляю, как папаша дает такому ходоку, курьеру, коммивояжеру полтинник и говорит: «Привези мне бутылку чего-то такого, чего я не пил, мощный какой-нибудь напиток привези, только крепкий, знаменитый. Ну там я не знаю… Ром, кальвадос, виски наконец…»

Вот оно, шестидесятничество. Вот вам тут и Ремарк, и Хем, и Фиц, и ваще все.

И, значит, привозят ему эту бутылку. Как сейчас ее помню… Не буду описывать, все видели.

Она долго стояла в секретере книжного шкафа, на почетном месте, где было собрано самое дорогое и экзотическое на тот момент в доме из мужских роскошных игрушек: книжки, авторучка с голой бабой, на которую, если перевернуть, наползал черный чернильный купальник, выкидной самодельный ножичек с эбонитовыми щеками, деревянная коробка из-под кубинских сигар и прочее в таком духе. Мы с папашей вместе и порознь рассматривали эту бутылку. Виски не шутки! Я пытался пронюхать эту амброзию сквозь стекло и винт, но, понятно, зря. Я пытался представить себе вкус божественного напитка. Конечно, это никак не должно было соприкасаться с плодово-ягодным, с красным портвейном, с самогонкой, подкрашенной чаем… Последняя мысль была страшно кощунственной.

Никто не собирался так просто пить то виски. Ждали даты. Серьезной, достойной. И вот подступил День шахтера – круче ничего не бывает в жизни. В нашем доме собрались гости. Они были шумные, возбужденные, с цветами и при галстуках, с надушенными жеманными провинциальными дамами, которые делают историю из любой ерунды. Схвати такую за жопу разок, и вот тебе love story до самой пенсии, с письмами и рыданиями, при отсутствии хоть какой-то сексуальной техники. Папаша встречал всех в белой крахмальной рубашке, со значительным лицом: на столе стояла та самая бутылка. Ну, прочие тоже стояли, но не так торжественно; эта же делала настоящий праздник.

Наконец расселись… Взялись за рюмки, водочные разумеется, какие ж еще, и в них полился тонкой желтоватой, как ссаки, струей волшебный, а какой же еще, напиток.

Все застыли, замолчали. Молча отхлебнули…

– Коля! Ты чё, охерел? Ты сам выжрал все виски, тайком от жены, от жадности, а нам налил крашеной самогонки? От которой нас давно тошнит? Ничего себе – «Белая лошадь»! Да это же вкус, знакомый с детства!

Был, короче, скандал. Кто орал на папашу, кто подозрительно посматривал на меня, пытливого пионера, победителя олимпиад по разным предметам… Типа ты и выжрал! Самое вкусное! А над лейблом цинично надругался, подсунул старшим товарищам жалкую подделку…

У всех остался неприятный осадок. Я и то не знал, за какую версию ухватиться. Я не исключал даже своего участия в афере. К примеру, я в порыве лунатизма ночью мастерски откупорил божественный напиток и, например, выжрал его – или перелил и перепрятал? А потом лег спать; проснувшись же, не вспомнил про содеянное и про тайник… Могло такое теоретически быть?

Прошли годы. Я вырос, возмужал, стал гнать самогонку в суровые горбачевские времена. Гнал я не просто так, не по бабушкиным рецептам – но как образованный химик, блестящий в прошлом отличник. Я уже напробовался к тому времени водок и виски, но ни на что такое не повелся и гнал для себя лучшее, что мог. Вкус, как говорится, знакомый с детства…