Недовольный администратор ЦДЛ вызвал меня к себе в кабинет и произнес нравоучительную нотацию; я всячески извинялась и благодарила. Вынув бумажник из сейфа, он попросил меня проверить, все ли на месте, и пересчитать деньги, в том числе, разумеется, доллары. Когда я сказала, что не помню, сколько их было, он опять начал мне выговаривать. Затем попросил расписку – мол, «имущество мне было возвращено целиком и в полной сохранности». Прочитав то, что я написала, сердито буркнул: «Вы плохо владеете языком» – и продиктовал какой-то смешной текст; я поставила подпись. Советским бюрократическим языком я, конечно, не владела. История с паспортом закончилась вполне благополучно – в отличие от аналогичных случаев до и после, когда паспорт по-настоящему терялся. Разгильдяйство Матич в таких вещах хорошо известно[408]
.Потом мы виделись с Аксеновым летом 1977-го, когда я приезжала с отцом, затем летом 1978-го; в тот раз я приехала с четырнадцатилетней дочкой. Он шутил, что нужно женить его сына на Асе, чтобы Алеша смог эмигрировать как муж американки. Алеша ее стеснялся, возможно, потому, что не знал английского, Асины же познания в русском были и остались минимальными, так что отношения не сложились. Именно тогда Аксенов вместе с молодыми Виктором Ерофеевым и Евгением Поповым готовили альманах «Метрополь». Это была действительно незаурядная коллективная акция – попытка издать в Советском Союзе бесцензурные тексты известных и малоизвестных авторов. Наш с Васей разговор о «Метрополе» велся на скамейке рядом с гостиницей «Украина», где мы с Асей остановились. Один из двенадцати самодельных экземпляров был послан на хранение в «Ардис» дипломатической почтой, и он просил, чтобы я сказала Карлу Профферу, что альманах публиковать не нужно: редколлегия готовила московский «вернисаж» в начале 1979-го, после чего Аксенов надеялся получить договор на публикацию в Госиздате. Тогда же он принес мне письмо Профферу от Битова о публикации «Пушкинского дома»: роман должен был вот-вот выйти в «Ардисе». Пока мы с Васей занимались делами, Ася развлекала Ерофеева американскими конфетами, взрывавшимися во рту[409]
.Обсуждение «Метрополя» на фоне Дома Советов РСФСР (1978)
Как известно, вместо вернисажа и издания «Метрополя» случился громкий скандал. Ерофеева и Попова исключили из Союза писателей; в знак протеста Аксенов, Семен Липкин и Инна Лиснянская вернули свои членские билеты. Вскоре альманах был опубликован в «Ардисе».
После публикации «Ожога» в Италии Аксенов со своей новой семьей покинул Советский Союз; Майя и Вася выехали по приглашению Мичиганского университета, где он провел осенний семестр 1980 года. На весенний он получил приглашение в USC (Университет Южной Калифорнии), кафедрой славистики которого я тогда заведовала. По дороге из Мичигана Аксеновы были лишены советского гражданства, о чем узнали только в Лос-Анджелесе, где Васю разыскивал редактор «Нью-Йорк Таймс» Крэйг Уитни, чтобы ему об этом сообщить. Поселившись в Санта-Монике рядом с океаном, Вася и Майя зажили калифорнийской жизнью. (Аксенов думал об эмиграции много лет. В отличие от первых двух третья волна могла позволить себе обдумывать и менять решение покинуть отечество.)
В Лос-Анджелесе тогда пребывал кинорежиссер Андрей Кончаловский[410]
, живший у своей возлюбленной, знаменитой актрисы Ширли Маклейн, на ее вилле над океаном в Малибу. По старой привычке Вася повез меня к ним в гости, где Маклейн приударила за моим другом Кеном[411], а Кончаловский – за мной. Интересно, впрочем, другое: к моему удивлению, он в восторженном тоне заговорил о Николае II, поразив меня своим монархическим настроением. Мою критику «Государя», как его называли у нас в семье, Кончаловский всячески отвергал. Спор между сыном советского царедворца Сергея Михалкова и внучкой настоящих монархистов напомнил мне разговор почти десятилетней уже давности, состоявшийся в Ленинграде. Это было той же осенью 1973 года, когда мы с Аксеновым познакомились.