Записки русской американки

Маша хорошо поет, а Витя любил петь, и в Беркли они иногда пели дуэтом. Мы с Живовыми и Слезкиными бывали на вечеринках у художницы Инны Разумовой и геолога Паши Белявского, на которых он и киевлянин Сережа Шкарупо замечательно исполняли джазовые и русские песни. Там собиралась веселая, но более молодая компания эмигрантов и устраивались поэтические чтения – главным образом очень талантливого поэта Полины Барсковой, их подруги, писавшей у меня диссертацию. Бывала у них и Люба Гольбурт, самая молодая сотрудница нашей кафедры. У них же я впервые услышала замечательного барда Псоя Короленко, песни которого с тех пор очень люблю. Любил их и Витя; в Москве мы однажды ходили в клуб слушать Псоя, которого он называл «своим учеником»[601].

Еще Слезкины организовывали совместные поездки на Стинсон-Бич, где мы днем ходили в горы, а вечером весело проводили время вокруг костра на пляже. Я возила Живовых по другим калифорнийским местам, в основном в мой любимый Монтерей, где они наслаждались океаном и бурунами, окутывавшими скалистую отмель. Последняя поездка Вити – вместе с Машей, их дочкой Линой и чудесным внуком Марком – была именно в Монтерей; оттуда мы отправились в Биг-Сур по самому красивому участку калифорнийской Первой дороги вдоль океана. В Биг-Суре мы остановились в знаменитом ресторане «Непентэ» (так древние греки называли напиток, приносящий забвение) – оттуда следующая фотография. Витя еще не знал, что у него неизлечимый рак легких, но уже страдал от сильных болей.

Мы танцуем (2012). Фото Г. Фрейдина

В Беркли Живовы дружили и с другими славистами, в особенности с бывшими профессорами нашей кафедры, Робертом Хьюзом и Ольгой Раевской-Хьюз, которые каждый год праздновали Масленицу, а ко мне приходили на пасхальные розговни после заутрени; Маша помогала мне делать сырную пасху, а Оля приносила кулич. Живовы были в близких отношениях с лингвистом Аланом Тимберлейком и его женой, литературоведом Лайзой Кнапп. Живов с Тимберлейком планировали совместные публикации, но успели написать лишь одну статью – «Расставаясь с структурализмом» («Вопросы языкознания»). Витя иногда говорил мне, что Алан лучший лингвист в русистике, и очень сожалел, когда они с Лайзой перешли в Колумбийский университет, хотя Тимберлейк и приезжал к ним в Беркли. Алан навещал Витю в больнице за несколько дней до его смерти в апреле 2013 года.

Через год мы с ним, Юрой и Викторией Фреде (тоже историком) выступали на конференции в память Виктора Марковича в Институте русского языка, заместителем директора которого тот многие годы являлся. Приехал из Гарварда и Майкл Флайер, который первым пригласил Витю преподавать в Америке.

Последняя фотография Виктора Марковича Живова (с Машей и внуком, 2013)

* * *

Свою последнюю лекцию (о Петровской реформе православной церкви со всеми сопровождавшими ее всешутейшими действами) Витя прочитал за неделю до смерти на одной силе воли. Прощаясь с семьей, он говорил об ответственности и радости в жизни, об их соотношении. С ним приезжали прощаться друзья, коллеги и бывшие аспиранты Полина Барскова и Борис Маслов, прилетевший из Парижа. Миша Куничика, Боря Вольфсон и Костя Ключкин были на похоронах. Старшая дочь Маргарита прилетела из Италии и застала отца в живых, но сын Степа, прилетевший из Москвы, успел только на похороны. После смерти Вити мы с ним сблизились.

Наши берклийские кафедра и «задруга» осиротели.

Ирина Прохорова, или Поразительная современная женщина