Записки русской американки

Дима до конца жизни оставался действующим членом Народного трудового союза, в который он вступил в начале 1930-х годов в Любляне, тогда же, когда и мои родители и Тося. В 1956 году, уже из Вашингтона, он ездил на съезд НТС в Мюнхен – спустя два года после сорвавшегося покушения КГБ на Георгия Околовича, одного из руководителей Союза. Дима был с ним хорошо знаком.

В 1950-е годы КГБ охотился на видных членов НТС, находя его опасной организацией. Но ликвидация Околовича, одобренная на самом верху, не удалась: агент КГБ Николай Хохлов (1922–2007), придя к нему прямо на квартиру, раскрыл свое задание. Околович сообщил о нем ЦРУ, с которым НТС после войны был тесно связан – не только политически, но и финансово. Я до сих пор хорошо помню эту нашумевшую историю, возбужденные разговоры о ней дома и самого Околовича, вскоре после событий приехавшего к родителям в Монтерей. Я даже помню, где он сидел в нашей гостиной, рассказывая о несостоявшемся покушении на свою жизнь; в особенности мне запомнилась история о бесшумном огнестрельном оружии, спрятанном в зажигалке: предлагая собеседнику прикурить, агент в него стрелял; после случая с Околовичем была статья об этих советских шпионских устройствах в популярном американском журнале Life – имелась и фотография зажигалки. Правда, недавно я где-то читала, что оружие пряталось в пачке сигарет Camel, но это мне кажется маловероятным.

Дядя Дима не разуверился в возможности свержении советской власти. В рамках своей деятельности в НТС он напрямую сотрудничал с ЦРУ, которым ему был присвоен псевдоним Уильям Керр (William Kerr). Об этом я недавно узнала от Василька. Под этим именем Дима дважды ездил в Германию с какими-то «шпионскими» поручениями – с какими, Василек не знал: ведь все это было совершенно секретно! Вспоминается авантюра В. В., под вымышленным именем ездившего в Советский Союз. Близкий монтерейский друг моей семьи Михаил Хордас, бывший член НТС, рассказывал, как в 1950-е годы Дима зазвал его на север Америки – в Айдахо или Монтану – в какой-то секретный лагерь, организованный ЦРУ. Там их тренировали для высадки в Советском Союзе со спецзаданиями, и после этого Хордас решил в таких секретных операциях никогда больше не участвовать.

Живя в Вашингтоне и преподавая в университете, Дима также работал на «Голосе Америки» – вещал на Кубу. Его антисоветские передачи, рассчитанные на тамошних русских, то есть на советских служащих, были очередной его фантазией: повлиять на политические взгляды своей аудитории и убедить ее в целесообразности антисоветской деятельности!

Марина Юрьевна Григорович-Барская любит вспоминать, как еще в Германии, в Вайльхайме, ее муж с Димой решили уйти в подполье для борьбы с «большевиками». Это – после войны! Дима принес ей ружье: обороняться. Она, разумеется, страшно перепугалась – ружья она никогда в руках не держала и стрелять не собиралась. Такова была обуреваемая политическими страстями шульгинская натура.

* * *

Шульгины (Дима, Тося и Пушок) прибыли в Сан-Франциско из Баварии в 1949 году и сначала жили в нашей квартире, в те годы напоминавшей коммуналку. Документы для въезда в Америку им выслал уже упоминавшийся доктор Роберт Джонстон; моя бабушка, крестная Василька, была сиделкой его старой матери. Я хорошо его помню (у него дома я впервые увидела телевизор). Помнит его и Василек. Однажды – дело было на джонстоновской даче на озере Тахо, знаменитом калифорнийском курорте, на Хеллоуин – он завернулся в простыню, изображая привидение; доктор наступил на край простыни, и Василек вслух сказал: «Наступил». Джонстон обиделся и пожаловался бабушке – он подумал, что Василек сказал ему «stupid», то есть «дурак». Языковой конфуз, конечно, разрешился. Джонстон был заслуженным профессором медицины в Калифорнийском университете в Сан-Франциско. Его специальностью была паразитология.

Василек-ковбой. Германия (1948)

В Сан-Франциско Дима работал маляром, вместе с тем же Мишей Хордасом, которого он увлек в ЦРУшный лагерь, а Тося – уборщицей. Как Дима сумел купить автомобиль, мне непонятно: у него вдруг появился «Плимут» 1929 года, прозванный «Чертопхаем», на котором он нас катал; мы с Пушком сидели в багажнике, открывавшемся сверху, а не снизу. Семилетний Пушок научил меня распознавать марки автомобилей, и мы с ним в этом состязались. Мы очень дружили; мастерица тетя Тося делала нам игрушки.