Записки сельского священника

Церковь- в Карабанове закрыли и разорили в самом начале 50-х годов, когда никакой особо свирепой кампании по борьбе с опиумом для народа и с духовной сивухой в общесоюзном масштабе не велось. Закрыли ее совместными трудами светские и церковные богоборцы, не решусь отдать пальму первенства ни воинствующим безбожникам, ни правящему архиерею. Сомневающимся и удивляющимся, вздыхающим, что "тогда нельзя было иначе, приходилось идти на компромисс", т. е., попросту, сергиан-цам, напомню, что был в Русской Православной Церкви епископ Афанасий (Сахаров), был архиепископ Ермоген (Голубев), на совести которого нет ни одного закрытого храма, был архимандрит Таврион (Батозский), которого должны были рукоположить во епископа Курского, и были "красные попы", отправившие Ермо-гена на покой в Жировицы, не дававшие Афанасию служить, державшие его в заштате, согласившиеся не рукополагать Тавриона, ибо он — "фанатик".

Правящим архиереем в Костроме, когда закрыли храм в Карабанове, был один из самых выдающихся самодуров Московской Патриархии Антоний (Кротевич), повинный в сотнях, если не тысячах злохудожеств, включая и закрытие храмов. Мой предыдущий храм, Ильинскую церковь в селе Яковлевском Костромского района, закрыл тоже он. Многое в его поведении заставляет думать, что вряд ли он был психически нормальным человеком, но правящим архиереем он, безусловно, был.

Священники старшего поколения Костромской, Тульской, Ивановской епархии могут часами без устали рассказывать о его безобразиях. Ни один архиерей не оставил после себя такой неувядаемой "славы". Теперь, правда, весело смеются батюшки,

84

а лет 45 назад, если вызывал кого-нибудь епископ, служили молебен не о путешествующих, хоть добираться было нелегко, а о ненавидящих и обидящих нас. Вызываемый просил прощения у жены и родителей, благословлял перед своей дорогой детей, ехал в епархию словно в ставку монгольского хана. Управу на Высоко-преосвященнейшего Антония искать было бесполезно: где-то там, в самых высоких верхах, у него была мощнейшая рука.

"Вызывает меня Владыка в Тулу, — рассказывал мне не один раз огромный тучный архимандрит Василий, — сразу, с noli рога, без предисловий, без благословения: «Ты, — говорит, — осел, глупый, безмозглый осел, тебе нельзя ездить ни на поезде, ни на автобусе, теперь тебя будут возить по Туле на осле, чтобы все видели, кто ты есть». Дал иподиаконам сколько-то денег, велел нанять на рынке осла с тележкой, на них тогда все по рынку и с рынка возили, велел усадить меня в эту маленькую тележку, а я и тогда крупный был мужик, хоть брюхо было поменьше, и два часа возить, да непременно по центральным улицам. А за что про что такая милость, даже словом не обмолвился. Я, конечно, тоже не спрашиваю: еще пуще рассвирепеет. «Как благословите, — говорю, — Владыко». Но как только за угол завернули и Антонию из окна не стало нас видать, я обоим иподиаконам по красненькой (десять рублей. — Ред.)

в зубы, один, правда, покуражился для порядка, мало ему показалось, но я больше не дал, он и успокоился. В центр везти не стали, а закоулочками да переулочками за базар завезли, там сколько надо постояли, один за пивом сбегал, а потом вернулись в епархию и доложили, что весь народ надо мною, ослом, всю дорогу животики надрывал".

"Как только он меня вызывает, я первым делом к Константину Арбузову, это его протодиакон и секретарь, — рассказывал заведующий канцелярией Саратовского епархиального управления о. Всеволод, много лет прослуживший в Тульской епархии. Антоний как-то ни с того ни с сего в порыве гнева весь рот Арбузову раскровянил прямо в алтаре, но очень ему доверял всегда. Если протодиакона дома нет, я там чего принес — мед или грибки — ос-| тавлю, а сам в Собор. Если там не найду, подкрадусь на цыпочках к калитке епархиального управления, оно от Собора совсем непода-I леку, и в дырочку в воротах заглядываю. Увижу кого-нибудь знакомого во дворе, Арбузова вызову, разузнаю что к чему, зачем Владыка вызывает, а потом уж иду. Когда — сразу, когда — после обеда, чтобы он на ком-то другом зло сорвал. Один раз стал подкрады-

85ваться, а он меня издалека в окно увидал, сам со двора к калитке подобрался (он шустрый был такой, на месте никогда не сидел, десять раз за день все кругом обежит), вдруг калитку распахнул и меня посохом по башке — раз! Я развернулся и деру вниз по улице к базару, а он в азарт вошел да за мной со своим дрыном, подрясник развевается. «Держи, — вопит, — держи мерзавца». На улице вроде никого не было, да я и не заметил бы никого. Полквартала бежал и орал, но я, конечно, помоложе, да ведь и шкуру спасал, не догнать ему меня. Через месяц, гляжу, опять зачем-то вызывает. Оказалось — насчет оформления разных треб. О прошлом даже не вспомнил, так и не знаю, почему бегали".