Записки сельского священника

139год, когда "непроизводительных расходов" там не было? Действительно ли бесполезным оказался купленный, как Вы писали в указе, "в запас" тес (точнее — половые доски и вагонка, которые за этот год хранения отлично просохли)? Не этот ли строительный материал планирует использовать для ремонта нынешний настоятель, не за эти ли доски он мне больше всего благодарен? Утомились от вопросов? Я тоже. Только поэтому прервусь, а мог бы значительно продолжить.

Почему Вы так застенчивы, почему стыдливо замолкаете, как только дело доходит до фактов, почему намеренно уклоняетесь от полемики, отворачиваетесь, не хотите смотреть в глаза собеседнику? Почему позволяете себе лгать и клеветать исподтишка, что *я или кто-то из моих гостей разворовал десятки икон в Церкви? Скажите мне об этом прямо, а еще лучше — подайте в суд. Если это окажется правдой — поделом вору и мука, если ложью — Вы извинитесь, а я, обещаю, прощу. Только не надо за спиной, только не надо отводить глаза, только не надо купаться в грязи, не надо клеветать на собрата своего, кому несколько лет говорили: "Христос посреди нас".

Я не намерен притворяться, что случай со мной — уникальный в мировой истории, что мне неведомы подобные случаи осуждения человека по односторонним лживым наветам и доносам, в угоду властям предержащим, в угоду КГБ. Так было, так будет. Таких осуждений только за последние семьдесят лет только в одной, правда, очень большой, стране — миллионы. Но самое главное — кто так судил, а не как судил. Что дозволено ЧК или тройке ОСО, руководствующимся исключительно "революционной совестью", не дозволено православному епископу. Согласитесь, что суд такой — не из благороднейших и не из справедливейших изобретений человечества, что некто негде уже давно категорически осудил и отверг его: "Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он девает" (Ион. 7, 51). Задумайтесь, ведь я даже не прошу Вас вести себя по-христиански, не прошу о милости и снисхождении к моим слабостям и недостаткам, не взываю о милосердии, я прошу о чепуховине — о верности своему слову, о ветхозаветной справедливости, прошу только о соблюдении закона. И только. А Вы упорно ищете лжесвидетелей на меня. Неужели Вы забыли, Кто осудил этот путь? Забыли, каковы плоды лжесвидетельства и суда неправедного?

140

Вы отлично осведомлены о том, что с января с. г. Вашими неусыпными заботами я лишен всяких средств к существованию. I Вы отлично осведомлены и о том, что власть имущие безбожни-f ки в первые же месяцы после хиротонии в 1979 году постарались I выгнать с работы мою жену — доцента Костромского пединститута. Ныне вы совокупными усилиями с известными внецерковны-ми ведомствами пытаетесь взять меня измором, возвращаете к I гражданской деятельности. Не соблаговолите ли пояснить, кто в I этом постыдном дуэте играет первую скрипку? Чиновники Совета по делам религий скромно протягивают пальму первенства Вам. Обличите их, смойте с архиерейского саккоса это пятно.

Вы хорошо знаете, что в нашем обществе священника не станет защищать никто, что священник начисто лишен всех тех прав, которые закон гарантирует, а административные органы | частично представляют любому гражданину нашего государства, и что, следовательно, измываться над попом можно всласть без ограничения во времени и пространстве по всем городам и весям и совершенно безнаказанно всякому. Перечитайте на досуге коротенькую, в две-три странички, автобиографию епископа Афанасия "Даты и этапы моей жизни". Способы смягчились, но сущность беззаконной расправы осталась неизменной. Стоит ли епископу так широко и свободно пользоваться теми преимуществами, которые в потенции предоставило ему государство воинствующих безбожников, при условии, что он, епископ, социальный заказ понимает и выполняет? Стоит ли епископу реализовать эту потенцию?

Вы также отлично знаете, что своими действиями выполняете угрозу, которую я не менее десяти раз слышал по разным поводам из уст чиновников Совета по делам религий, угрозу, что если я не перестану проповедовать Евангелие "в неположенных местах", если не перестану безотказно ходить и ездить по требам в любую глухомань, не перестану носить в общественных местах нелепое в их глазах духовное платье и особенно ненавистный им наперсный крест, если не перестану требовать от самих уполномоченных и их безбожного актива неукоснительного соблюдения их же собственного "законодательства о культах", то мне не служить. "Не было еще случая, — заверяли они меня, — чтобы уполномоченный не нашел способ справиться с непокорным священником". Памятуя о судьбе епископов-исповедников Павла, которого с таким отменным аппетитом скушали наши собратья