Записки сибирского бандита. Книга первая. Черный ферзь

Штабной шнырь занес в помещение ведро с водой и плавающей в нем тряпкой, с грохотом поставив его на бетонный пол. Высокий безопасник с погонами капитана взял в руки первое дело из кипы, лежащей на столе.

– Кумаринов. – прочитал он и поднял глаза, выискивая в кучке зеков похожего на фотографию в деле, затем спросил, глядя на Комара. – Ты что ли?

– Я, гражданин начальник. – отозвался осужденный.

– А ну-ка выйти сюда! – вдруг сорвался на крик капитан. – Отвечать по форме! Фамилия имя, срок, и так далее! Вас там в Тюмени, не обучали что ли четкости доклада?!

– Я, гражданин начальник, не местный. – зек торопливо выбрался из клетки, подбежал к безопаснику и вытянулся по стойке смирно. – Виноват, гражданин начальник! Осужденный Кумаринов Андрей Анатольевич 1965 года рождения, статья 158 ч 2, срок 4 года, начало срока 02.01.19.., конец 02.01.19…

– Так ты у нас вор Кумаринов? – капитан, так же быстро успокоившись, изучал послужной список сидельца. – Сколько всего судимостей?

– Шесть, гражданин начальник.

– Не вор он, крадун. – захихикал Серик на заднем фоне. – Воров в Обске нет. К Комару приблизился другой режимник в звании старлея, с резиновой дубиной в руке, и с угрозой в голосе спросил:

– Кто по жизни?

– Дак это…мужик я, гражданин начальник.

– Молодец! – лейтенант легонько пнул по ведру ногой. – Помой пол, потом к прапорщику заявление писать. – указал в сторону Серика-Шлемки. – И быстрее давай, видишь сколько еще желающих. – кивнул в нашу сторону. – Ждут не дождутся вступить в Секцию Дисциплины и Порядка!

– Как же, гражданин начальник, а полы-то зачем? Я ж это… и так мужик, режим уважаю…

Дубина со свистом опустилась на спину зека. Изогнувшись, он припал от боли на одно колено, затем попытался что-то сказать, но второй удар сбил его с ног.

– Выполнять команду, мразь! Массивная фигура режимника черной тенью нависла над тщедушным телом арестанта. – Здесь тебе не Тюмень!

Зек, все еще перекошенный от боли, схватил тряпку из ведра и трясущимися руками стал мыть пол возле шмонального стола, ежесекундно ожидая нового удара дубиной. Безопасник расхаживал вокруг него и указывал носком начищенного сапога.

– Лучше мой, ты что сам не видишь, что ли?

Осужденные наблюдали за происходящим из клетки, и на их лицах отражались смятение, страх и растерянность, а у кого и ненависть. На лбу у Горгадзе выступила испарина, он оглядывался на меня, как бы пытаясь понять, что в этой ситуации ждет его и как себя вести. Уловив немой вопрос во взгляде, я прошептал зеку:

– Не гони, Биджо. Если сомневаешься или чувствуешь, что не твое – не лезь, иначе здоровье оставишь. Правильный мужик в зоне полезнее ссученого блатного, запомни это, но решать все равно тебе!

– Ну ладно, достаточно. – старлей приподнял концом дубины подбородок осужденного. – Понял теперь куда попал? Так-то! А то привыкли на тюрьме в блатных играть! Подымай свою жопу и иди писать заявление в СДП. Бегом! Алдабергенов, принимай. – обратился режимник к казаху.

Кумаринов обтер об себя руки и суетливо заторопился к прапору Шлемке. Безопасник меж тем медленно подошел к «стакану» и, не торопясь, осмотрел всех по очереди, злые маленькие глаза безошибочно остановились на мне.

– Фамилия!

– Кубарев.

– Кто по жизни?

– Пацан я.

Мент резко обернулся к капитану.

– Боря, вот этот следующий! – и мне почти криком. – Выйти из клетки!

Где-то на заднем фоне Шлемка диктовал Комару текст заявления – «На имя начальника колонии… Прошу принять меня ………»

Я вышел и встал лицом к безопаснику. Капитан выудил мое дело из общей кипы и стал читать.

– Кубарев Александр статья 148 часть 3. Срок три года.

Старлей приблизил свое бульдожье лицо к моему.

– Блатной значит! Или наблатыканый? Режим приехал расшатывать. Че, здоровья дохрена? Сейчас исправим. Быстро мне доклад по форме.

– Кубарев Александр……– начал я.

– Громче! Не слышу! – заорал режимник.

– Кубарев Александр. – чуть громче зашевелил я губами.

– Еще громче, осужденный! Ты у меня сейчас так петь будешь, чтоб вся зона слышала!

– А ты его на растяжку поставь. – услужливо посоветовал со своего места Алдабергенов.

Остальные «Блюстители» смотрели на меня с неприкрытой ненавистью. В эту минуту подумалось – откуда в них эта врожденная злоба ко мне и таким как я? Несколько часов назад я никого из них не знал, ни капитана Борю, ни старлея, ни казаха–Шлемку. Так откуда?! И за что? За то, что я не такой как они? Откуда эта звериная жестокость, эти налитые кровью глаза, это нескрываемое удовольствие от унижения других, более слабых, не способных сейчас дать достойный отпор. Куда делся человеческий облик? Ведь у вас, наверное, дети, семьи есть… Вы после работы отмываете свои руки от зековской крови и идете к своим женам, матерям, дочерям? Даже я, преступник в глазах общества, не смог бы так. Так кто же тогда вы?

– Ну, с чего начнем процесс перевоспитания? – старлей хлопал дубиной по своей ладони, обходя вокруг. – С ведра? Осужденный Кубарев!

– Я.

– Взять тряпку в руки!

– Да пошел ты. – Я знал, чем все это закончится. Так к чему тянуть резину. Пусть уж быстрее начинают.