Записки следователя из Будапешта

— Напротив. Дело в том, что реальная действительность сама по себе всегда интереснее и волнительнее, чем любые вымыслы и домыслы. Но только в том случае, если читатель не будет себя заведомо обманывать и, беря в руки очередной «детектив», станет воспринимать его единственно как кроссворд или головоломку, в которой писатель нагромоздил и перепутал все на свете только для того, чтобы позабавить публику. При чтении же рассказов о раскрытии реальных преступлений он будет ясно отдавать себе отчет в том, что это и в самом деле отражение окружающей его действительности, пусть даже в особом, специфическом зеркале. В том, что, как говорит пословица, «эта сказочка про нас с тобой».

— Если так, то возникает еще один вопрос, в аспекте, так сказать, защиты интересов самого преступника. Вправе ли следователь рассказывать широкой публике историю о грехопадении, поимке и наказании такого человека, который уже искупил свою вину, отбыв срок заключения, — или вскоре его отбудет, — и через какое-то время, искупив свою вину, вновь станет полноправным членом нашего общества? Не оставит ли на нем этот рассказ о совершенном им преступлении несмываемое пятно позора?

— Вполне законный вопрос. В своих рассказах при такой ситуации я очень внимательно слежу за тем, чтобы не называть настоящего места действия, а также изменяю фамилии и имена. Конечно, в тех случаях, когда речь идет об особо тяжких преступлениях, за которые судебные органы выносили преступникам смертный приговор, эти предосторожности излишни. Но и тут я никогда не забываю о том, что можно невзначай оскорбить достоинство и честь непричастных к преступлению детей преступника, родственников и близких.

А теперь, пожалуй, настало время приступить к нашему рассказу…

Полмиллиона под кустом

«Медвежатники», так называют профессионалов-взломщиков несгораемых шкафов, составляют особую касту среди прочих представителей преступного мира. Они пустяками не занимаются и специализируются исключительно в охоте на крупного зверя — «медведей», так на воровском жаргоне обозначают несгораемые кассы и бронированные сейфы.

В первые годы после освобождения Венгрии Советской Армией число взломов несгораемых касс и бронированных сейфов уменьшилось. В большинстве случаев их совершали все те же «старые специалисты», оставшиеся от хортистского режима. Так или иначе с течением времени этот опасный вид преступлений уходил в прошлое — закоренелых «медвежатников» вылавливали, сажали за решетку на длительный «отдых», они старели и вымирали, как мамонты, не оставляя после себя преемников. Все реже и реже в сводках уголовного розыска попадалось слово «сейф», статистика успокаивала.

Неудивительно, что оперативное донесение, принятое центральной дежурной частью в Будапеште из Кечкемета в одно ничем другим не примечательное октябрьское утро 1961 года, прозвучало неожиданно. В нем сообщалось, что минувшей ночью на одном из крупнейших предприятий города из несгораемого шкафа, находившегося, как и положено, в бухгалтерии, похищены шестьсот тысяч форинтов. Эти деньги предназначались для выплаты заработной платы рабочим и служащим за первую половину месяца, которая должна была выдаваться на следующий день. Я без долгих сборов выехал в Кечкемет, чтобы возглавить следствие. Спустя три часа мы уже осматривали место происшествия.

Картина, открывшаяся перед нами в конторе заводоуправления, превзошла все ожидания и попросту огорошила: не видно было ни малейших внешних следов или признаков того, что несгораемая касса была кем-то вскрыта и ограблена. Мы не обнаружили ничего: ни следов ног на полу, ни отпечатков пальцев. Именно поэтому сам факт ограбления был обнаружен с большим опозданием.

Выдавал деньги рабочим непосредственно не сам главный кассир, а одна из сотрудниц отдела, пожилая женщина по фамилии Мольнарне. Чтобы ускорить процедуру, дело было организовано таким образом, что Мольнарне получала необходимую сумму в банке, затем специально составленная для этой цели из служащих бухгалтерии отдела бригада раскладывала денежные купюры и мелочь по конвертам, а Мольнарне вручала их людям после того, как они расписывались в ведомости. Состав упомянутой выше бригады почти не изменялся, деньги раскладывали каждый раз одни и те же сотрудники. Мольнарне контролировала их работу, а после проверки содержимого конвертов, в пять часов вечера, когда кончался рабочий день, все деньги, — и уже разложенные по конвертам, и остаток, который не успели разложить, — аккуратно складывала и запирала в несгораемый шкаф. Несгораемый шкаф стоял у стены в кабинете Лайоша Хорвата, главного кассира предприятия. В нем никогда не хранилось ничего, кроме денег, предназначенных для зарплаты. Таким образом, в течение двух недель шкаф пустовал, дожидаясь очередного дня, а ключ от него главный кассир держал в ящике своего письменного стола. Когда же накануне или в день получки в сейф поступали деньги, Мольнарне, тщательно его заперев, брала ключ себе и уносила домой.