Читаем Записки солдата полностью

Мне гораздо легче было послать на Париж любое количество американских дивизий, но я намеренно избрал французские части. Я хотел помочь французам снова воспрянуть духом после четырех лет оккупации. На Париж двинулись "Шерманы" с трехцветными флажками на башнях. Вспомнив первую попытку Леклерка проскользнуть в Париж, Левей Аллен засмеялся.

- Эти французы, - сказал он, - вступят в город с западной стороны, но, запомните мои слова, они никогда не выйдут из него с восточной.

Слова Аллена оказались почти пророческими. В течение недели мы выискивали танки Леклерка во всех переулках Парижа. Мне пришлось даже пригрозить, что я расформирую дивизию, чтобы заставить ее снова выступить в поход.

Леклерк получил приказ 22 августа выступить немедленно, но только на следующее утро приказ был исполнен. В течение следующих 24 часов 2-я французская бронетанковая дивизия медленно пробиралась сквозь толпы французов, на всем пути население встречало ее вином и бурными приветствиями. Я не мог осудить французских солдат за то, что они отвечали на приветствия своих соотечественников, но я также не мог ждать, пока они продефилируют до Парижа. Мы должны были выполнить условия соглашения с фон Хольтицем.

- К черту престиж, - сказал я, наконец, Аллену, - отдайте приказ 4-й дивизии выступить и освободить город.

Узнав об этом приказе и испугавшись за честь Франции, танкисты Леклерка сели в свои машины и быстро двинулись вперед. В 10 часов вечера 24 августа капитан Дронн из 2-й французской бронетанковой дивизии выстроил перед отелем де Билль дивизион легких танков и роту пехоты.

На следующее утро 25 августа, французский взвод прибыл к отелю де Мёрис, где находился штаб начальника немецкого гарнизона. На втором этаже фон Хольтиц собрал всех своих офицеров с видимым намерением сдаться. Французские солдаты бросили три дымовые гранаты в вестибюль отеля, и немцы вышли с поднятыми руками. Их отвезли на вокзал Монпарнас, где фон Хольтиц официально сдал Париж французам. Он направил немецких офицеров с белыми флагами в части гарнизона, чтобы сообщить им о капитуляции. В этот вечер Париж начал праздновать свое освобождение.

В течение первых двух недель после прорыва обороны немцев в Нормандии действия 8-й армии находились под строгим цензурным контролем. Скрывая силы и состав нашей правофланговой группировки, мы надеялись ввести противника в заблуждение относительно наших намерений. Если бы Гитлер знал, что танки Паттона обходят фланг фон Клюге, он мог бы отказаться от наступления у Мортена. Я знал, как раздражало Паттона это вынужденное пребывание в безвестности, и поэтому с нетерпением ждал момента, когда можно будет предать гласности действия его армии. Кричащие газетные заголовки подстегивали Джорджа, - чем крупнее был их шрифт, тем отчаяннее он сражался.

Несколько ранее я обещал Хэйслипу снять подобные же цензурные ограничения с его 15-го корпуса после того, как он возьмет Алансон. 12 августа я предложил Айку одновременно с Хейслипом снять цензурный запрет и с Паттона, так как к тому времени он должен был захватить с юга Аржантан. Айк засмеялся и согласился с моим предложением, но только в отношении 15-го корпуса, отказавшись снять цензуру с Паттона.

- Пока подождем, - сказал он, - после всех неприятностей, которые мне пришлось претерпеть из-за Джорджа, на моей бедной старой голове осталось всего несколько седых волос. Нет, пусть Джордж еще немного поработает для своих любимых заголовков.

Через несколько дней Айк смягчился, и 3-я армия замелькала в газетных заголовках. Слава Джорджа в Соединенных Штатах начала пробивать выход из закутка, в который она попала в Сицилии.

Незадолго до падения Парижа мы, следуя за нашими армиями, переместили "Игл ТАК" из Лаваля в тенистый город Шартр, расположенный в 180 километрах. Связисты отставали от быстро двигавшихся колонн, и мы в штабе группы армий оказались перед проблемой: либо тащиться позади и поддерживать телефонную связь с Айком, теряя связь с армиями, либо двигаться вместе с армиями и поддерживать связь с Айком только по радио. Айк ворчал; он не разделял нашего мнения о невозможности поддерживать телефонную связь с верховным штабом экспедиционных сил союзников, но перед нами не было другого выхода: мы не могли потерять связь с фронтом. Отсутствие телефонной связи с тылом делало штаб 21-й группы армий еще более недоступным, чем штаб главного командования. Но об этом мы не жалели.

В начале августа я перенес свою походную канцелярию из скромного грузовика в прекрасно оборудованный штабной прицеп длиной в половину пульмановского вагона. Сзади на петлях была устроена площадка, которая образовывала как бы веранду, соединявшуюся с 2,5-тонным грузовиком. Этот грузовик я по-прежнему использовал под квартиру. Когда 4 июля Айк посетил наш плацдарм, ему пришлось скорчиться в самой неудобной позе внутри маленького грузовика, где я жил и работал.

- Почему вы не откажетесь от этого проклятого чулана, - сказал он, - и не приобретете удобный прицеп, как Монти?

Этого разрешения как раз мы и добивались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное