Читаем Записки солдата полностью

К счастью, Эйзенхауэр не поддался на удочку Монтгомери. Он заявил ему, что если эти десять дивизий 1-й армии будут переброшены на северное направление, то вместе с ними последует и штаб 12-й группы армий, который примет командование над 1-й и 9-й американскими армиями. Как только Монтгомери узнал, на каких условиях Эйзенхауэр соглашается передать ему десять дивизий, он предпочел остаться с тем, что у него есть, и сохранить монопольное руководство операцией за 21-й группой армий. В результате мы выиграли борьбу, длившуюся шесть месяцев, и Эйзенхауэр смог разрешить самый ожесточенный за все время войны спор относительно тактического плана действий союзников. Из верховного штаба экспедиционных сил союзников последовал приказ 1-й и 3-й армиям окружить Рур с юга. Вопреки возражениям Булла Ремаген должен был послужить трамплином для прыжка 1-й армии к Эльбе.

* * *

К 12 марта 3-я армия вышла к Мозелю на всем его протяжении: от впадения в Рейн у Кобленца и до треугольника у Трира, где 20-й корпус Уокера создал плацдарм на фланге линии Зигфрида. Прошло 18 дней с того дождливого февральского утра, когда армии Симпсона и Ходжеса переправились через Рур. За это время мы уничтожили противника севернее Мозеля и западнее Рейна. 1-я и 3-я армии захватили в плен 51 тыс. человек, а войска Монтгомери на севере-еще 53 тыс. Наш стремительный бросок к Рейну захватил противника врасплох, боевой дух немецких солдат был подорван, немецкие части, попавшие в окружение, без сопротивления сдались в плен. Гитлер надеялся, что оборона родины вызовет моральный подъем и укрепит у армии и народа волю к сопротивлению, но сознание, что война проиграна, действовало угнетающе на немецких солдат. Только фанатики продолжали цепляться за любую иллюзию, но их ряды быстро таяли. Процесс распада шел с такой быстротой, что даже немецкие командующие потеряли связь со своим разваливавшимся фронтом. Однажды командир немецкого корпуса подъехал к большой группе апатичных солдат и спросил, почему они не дерутся с союзниками. Только после того, как солдат американской военной полиции положил ему руку на плечо и предложил присоединиться к толпе солдат, немецкий генерал понял, что он оказался в лагере для военнопленных.

Паттон сосредоточил девять дивизий для стремительного вторжения в Саар. Пять дивизий растянулись вдоль долины реки Мозель от Люксембурга до Рейна. Остальные четыре теснились на холмистой местности, в треугольнике юго-восточнее Трира. Не прошло и 24 часов после выхода на исходные позиции на Мозеле, как 3-я армия ворвалась в Саар. "Пусть Деверс уйдет с дороги, - заявил мне Паттон. - Иначе мы сметем его вместе с Гансами".

Как-то еще до этого, встретившись с Паттоном в Люксембурге, я спросил его, не собирается ли 3-я армия таскать с собой переправочное имущество во время наступления в Рейнланд-Пфальце.

- А в самом деле, почему бы и нет, - ответил он. - Но у меня уже растаскали большую часть его.

Я не забыл, с каким упорством Джордж цеплялся за свои понтоны во время арденнских боев, когда встал вопрос об изменении границ между армиями.

- Может быть, вам и следует держать под рукой переправочное имущество, сказал я. - Я хочу, чтобы вы форсировали Рейн с хода. Мы не должны останавливаться, чтобы не дать противнику возможности закрепиться, подтянуть силы и устроить нам ад, когда мы начнем переправляться.

Симпсон уже жаловался мне на приказ Монти остановиться на западном берегу Рейна, когда 9-я армия имела полную возможность форсировать реку и преодолеть слабое сопротивление противника. С тех пор эффектные приготовления Монти к форсированию Рейна привлекли внимание противника, сосредоточившего на этом участке крупные силы.

Я предвидел, что при наступлении в Сааре Паттон может встретить затруднения в горах Хунсрюк за Мозелем. Но на этот раз я недооценил стремительность и сокрушительный порыв смелого наступления 3-й армии. 4-я бронетанковая дивизия Хью Гаффя снова шла в авангарде наступающих сил. Прежде чем противник пришел в себя, американские танки уже перевалили через поросший лесом горный хребет Хунсрюк. За два дня танковые колонны Хью Гаффи продвинулись на юг к реке Наэ в районе Бад-Крейцнаха (схема 49). Здесь Паттон остановил их и подтянул подкрепления.

В Намюре мой штаб напряженно ждал, когда же Паттон продвинет свою колонну от Бад-Крейцнаха дальше на восток к Рейну, от которого ее отделяло всего лишь 40 километров.

- Какого черта старик остановился, - пожаловался один из офицеров штаба.

Однако я полагался на способность Джорджа тонко чувствовать обстановку.

- Паттон знает, что он делает, - отвечал я. - Подождите немного и вы увидите, что я прав.

Не прошло и суток, как противник контратаковал нас на участке 4-й бронетанковой дивизии. Но Паттон, успевший подтянуть подкрепления и закрепиться, отбросил немцев и как ни в чем не бывало продолжал наступать. Надо сказать, что разведка до этого ничего не сообщала о подготовке немцами контратаки, но Паттон предвидел ее с той характерной для него интуицией, которая помогла ему стать великим полководцем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное