Записки старого петербуржца

"Гомер" очень остро пережил неудачу, но поступил в лучших классических традициях. Он не стал жаловаться, не пошел сводить счеты с "зоилом" лицом к лицу. Он ответил ему саркастической эпиграммой.

В сборнике было стихотворение, кажется так и называвшееся "Ответ критику". В нем рассказывалось – всем, всем, всем, – как после лицеприятного отзыва, преградившего поэту путь к славе, они все-таки столкнулись на улице – обиженный и обидчик.

Иван Герасимов хотел подойти к врагу и покончить дело миром. Но знавший, чья кошка мясо съела, критик "согнулся, маленький квадратик", и ускользнул от своей жертвы.

Бывали в нашей литературной жизни такие случаи, когда возникало взаимное непонимание между нами, авторами, и критической мыслью, и как было приятно в каждом таком случае применить это выпуклое и динамичное описание: "согнулся, маленький квадратик…"

Я вспомнил – и ведь совсем случайно – весь этот любопытный эпизод (мне не удалось добыть в библиотеках экземпляр герасимовского "Сборника"), вспомнил курьезную книжку эту, вспомнил клише на ее обложке (тот же черноусый работяга был изображен перед его моторным вагоном), и пришли мне на память стихи, завершавшие его труд. Напечатаны они были на четвертой странице обложки. Добрый наездник "заблудившегося трамвая", прощаясь с читателем, сообщал ему, а через него и всему миру, – где, в какой обстановке и как он жил и работал:

Порт-Артур – Кондратьев дом,

– эпически повествовалось там, -

Его мы – крепостью зовем.Живет много в нем жильцов.

И детей и стариков.Коридор у нас большой,Гуляем все мы в нем толпой,Детишки бегают гурьбой…

Так кончаю сборник свой.

Смейтесь, но почувствуйте и описательную силу этого подлинного документа времени. Ведь в нем нет ни слова вымысла.

Жил в Питере тех дней архитектор и домовладелец дворянин В. П. Кондратьев. Видимо, он умело приобретал недвижимость: на Провиантской и Грязной улицах (это Петроградская сторона), на Прядильной и Псковской (это Коломна), на Садовой, в Упраздненном

переулке стояли его доходные дома. Были у него три дома и на захолустной Лубенской, за Обводным каналом, в 3-м Александро-Невском участке. Один из них, самый удаленный от центра, возвышался на углу Смоленской, в краю пустырей и пригородных огородов, представлял собою не знаю что, – может быть, был просто порожним местом. Он и два других – дома No 3 и 5 по Лубенской, огромные, мрачные кирпичные громады – строились в расчете на городскую бедноту, на рабочих ближних фабрик – Газового завода, парфюмерной фабрички Келера, городских боен, стрелочников и путевых рабочих Николаевской и Варшавской дорог, трамвайщиков – кондукторов и вожатых ближнего Московского трамвайного и коночного парка. Одно из этих битком набитых зданий – которое именно, не скажу – и было в те дни "Порт-Артуром – Кондратьевым домом".

Владимир Кондратьев не был "вдовцом", как герой "Трущоб" Бернарда Шоу. У него была жена, звалась она Марией Всеволодовной и тоже числилась в справочниках "домовладелицей", правда не такой мощной, как ее супруг. Но, безусловно, методы, которыми эта супружеская пара выкачивала деньги из кошельков несчетных Герасимовых разного сорта и ранга, совпадали с методами английского "вдовца". И шутки шутками, а если бы у меня были такие возможности, я точно дознался бы, который из рядом стоящих корпусов носил в те годы свое ироническое и отпугивающее название, и укрепил бы на его заслуженной стене мемориальную доску:

Здесь в 1913-1914 годах жил и творил стихи поэт Иван Герасимов-простой

Потому что этот Герасимов в моих глазах был и остается очень точным знамением своего времени. Его, так сказать, индикатором. И вот в каком смысле.