Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Ну, что, доигрались, голубчики?! – вместо приветствия бухнул парторг, выйдя из машины.

– И вам не хворать, Юрий Ильич! – крикнул ему в ответ Твердов.

– А не смешно, знаешь, не смешно, – утирая мятым носовым платком взмокшую шею, с самым серьезным видом изрек Ендовицкий. – Я поставлю вопрос перед Савиным о лишении вас обещанной премии.

– Да что произошло? Вы можете ясней выражаться? – надвинулась на него «дочка пэра», – чего ходить в округ да около?!

– Хорошо, я вам скажу, – заявил парторг, выждав паузу.

Оказалось, что сегодня около полудня Юрий Ильич тайно прокрался на территорию общежитий первокурсников. Твердов догадался, что Ендовицкий каким-то образом прознал, что сегодня по лагерю дежурит Инга со своей лучшей подругой Зиной. Видимо, решил ее на чем-нибудь подловить. И подловил: Инга среди белого дня прямо в глубине девичьего общежития занималась сексом с молодым колхозником Борей на двух сдвинутых кроватях. Да не одна, а на пару с Зиной Красновой.

– Группенсекс, понимаешь, устроили! – словно резаный, с пеной у рта, вопил Ендовицкий. Его голос прогремел над картофельным полем, словно пушечный выстрел, вызвав оторопь у большинства первокурсников и введя в уныние Лешу Макарова, воздыхателя Инги, и Пашу Чижа, поклонника Зины. – От горшка два вершка, а уже ух, какие простипомы! Хоть бы дверь изнутри закрыли, дуры малолетние!! Ничего уже не боятся.

– Зачем же так кричать? – первым вышел из оцепенения «Председатель».

– А что, я, по-твоему, спокойно об этом должен говорить? – переведя дыхание, посмотрел на него раскрасневшийся парторг.

– А зачем вообще об этом говорить?

– Твердов, ты сейчас вот серьезно? У тебя в отряде идет самое настоящее моральное разложение, а тебе хоть бы хны! Тебе рассказать подробности? Знаешь, чего ваши девочки там вытворяли в рабочее время, пока вы тут на поле корячитесь?

– Во-первых, мне ваши подробности не интересны. А во-вторых, они оставлены мною дневальными.

– А-а, дневальными значит? Хороши дневальные, ничего не скажешь.

– Юрий Ильич, может, вам померещилось? – влезла в разговор Вика Глазова.

– Вы меня что, за идиота держите? – взвился Ендовицкий.

– А чего тебя держать, если ты и есть идиот, – подумал Твердов, но сдержался и промолчал.

– Значит так, ровно в семь ноль-ноль вечера весь отряд собирается на комсомольское собрание. Явка всем сто процентов. Повестка дня – аморальное поведение первокурсниц, как их?

– Горячевой и Красновой, – выдохнув из груди воздух, ответил Твердов.

– Вот, Красновой и Горячевой, – ухмыльнулся Ендовицкий.

– Ну, тогда уж заодно и вашего Борю, не мешало бы привлечь, – громко заявила Вика, – или он не при делах? У него тоже, между прочим, рабочий день в самом разгаре был.

– С Борей мы без вас разберёмся, он колхозник, а не боец вашего отряда. Речь идет о ваших кадрах.

– Тогда мы сами разберемся, без вас, – грубо отрезал Твердов. – Это наше внутренне дело.

– А вот тут ты ошибаешься, – зашипел парторг, – вы пока под нашей юрисдикцией находитесь. А посему я, как парторг, отвечаю за ваш моральный облик. И не нужно спорить, – вытянул он вперед руку, останавливая собравшуюся возразить Вику, – а лучше подготовьте проект постановления об исключении этих особ из рядов ленинского комсомола. Ты же комсорг? Тебе и карты в руки.

– Что значит исключить? – растерялась Вика, прекрасно понимая, что за этим последует. Исключенных из комсомола почти автоматически исключали и из института.

– И не нужно сопротивляться, – гаденько улыбнулся парторг, – я, пока, вашему декану не доложил. Лучше будет, что я ему позвоню, когда вы примете правильное решение. Это будет лучше для вас всех. Да, и найдите уже своих преподавателей, где они у вас постоянно лазают? Их присутствие на собрании обязательно, – обронил Ендовицкий на прощание, уже садясь в автомобиль.

– Доигрались, дуры! – в сердцах бросила Вика. – Вот им все неймется. Уже среди бела дня развратничают. Ведь выгонят же из института!

– Не выгонят, если мы их из комсомола не исключим, – спокойно произнес Твердов, стараясь не смотреть на Пашу и Лешу, на их бледные физиономии.

– А почему, собственно говоря, мы их должны покрывать? – неожиданно поднялась со своего места Вера Симакова. Бойцы с интересом посмотрели на нее. Весь колхоз эта девушка провела тихоней, а тут вдруг у нее порезался голос.

– А никто их покрывать не собирается, – Твердов тоже с удивлением стал рассматривать Веру, как будто видел ее в первый раз, – просто это не тот повод, из-за которого человека нужно исключать из института.

– Да, а какой тогда, по-твоему, нужен повод, чтоб человека исключить из института? Здесь на лицо моральное разложение, – гневно сверкнула глазами Вера, – и этим, с позволения сказать, девочкам, не место среди советских врачей.

– Эвон ты куда хватила, – подошел к ней Пакет, – не место среди советских врачей! Моральное разложение! А в чем ее разложение? Что она, пардон, с мужиком переспала? Так она незамужем, может спать, с кем захочет и когда захочет. В чем криминал?