Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Ты так рассуждаешь, потому что у тебя у самого рыльце в пушку. Думаешь, я не знаю, куда ты бегаешь по ночам? – разозлилась Вера. – Да у вас у всех тут рыльце в пушку, поэтому вы их и защищаете!

– Ха-ха-ха, – засмеялся Пакет, – все ясно! Ты просто завидуешь нам. Тебе-то бегать не к кому, вот ты и бесишься, ха-ха-ха.

– Дурак! Дурак! – закричала Вера, села на ведро, закрыла лицо руками и заплакала.

– Ну что за дела, – развёл руки в стороны Пакет, – чуть что, сразу сырость разводить.

– Так, все! – встал между ними Твердов, – довольно!

– Какой ты, Саша, добренький, – Вера оторвала руки от лица и сердито посмотрела на Александра, – а забыл, как эта Инга на тебя деревенских парней натравливала? Когда ты нас в доме закрыл? Забыл?

– Вера, что было, то прошло. Или ты полагаешь, что я таким макаром стану им мстить?

– Я полагаю, что ты сам такой же: бегаешь ночевать к своей деревенской девчонке. Или ты думаешь, никто не знает, где ты ночуешь?

– Похоже, Вера, ты и в самом деле завидуешь, – ухмыльнулся «Председатель», – но скажу тебе по секрету, я тоже не женат. Так что здесь аморального?

– Любая связь вне брака – аморальна! – почти выкрикнула Вера и вновь закрыла лицо руками.

– Ясно, слава Богу, мы в конце двадцатого века живем, и твои средневековые рассуждения уже не актуальны, – подвёл итог Александр. – Вон уже и Михалыч пылит, – Твердов кивнул в сторону спешащего к ним автобуса, – довольно демагогией заниматься, поехали на обед. А вечером проведем собрание, и каждый выскажется, если захочет.

Собрание провели. Инга и Зина вели себя, как мышки: сидели на стульях в углу и, опустив глаза в пол, молчали. Ендовицкий выпучив глаза и брызгая слюной, клеймил их позором. Мятые, неопохмелёные преподы заняли нейтральную позицию. Большинство же первокурсников не считали их действия преступлением.

За исключение из рядов ВЛКСМ проголосовало всего три человека: Вера Степанова и еще две тихони из числа тех девочек, что постоянно сидели по вечерам в отряде. Двое воздержались: бывшие бойфренды уличенных в разврате красавиц.

Такой расклад не устроил Ендовицкого и он настоял, чтоб вынесли хотя бы выговор. Повторное голосование вновь оказалось на стороне залетчиц. Парторг пошумел, повозмущался и отбыл восвояси, не солоно хлебавши, грозя все донести до самого Петина. Подсудимые расплакались и пообещали «больше так не делать». Твердов криво ухмыльнулся, но попросил занести их слова в протокол. На том и разошлись.

Преподы попытались задвинуть воспитательную речь, но быстро сбились с мысли и закончили свое выступление уже у печки под бульканье варившейся на плите кукурузы, перейдя на истории из своей студенческой жизни. Разбившись на группки, ребята обсуждали текущие события. «Председатель» под шумок отправился к Лене.

Ночь прошла как обычно, но утром, когда Александр уже стоял в дверях, Лена неожиданно поинтересовалась, где поясок, подаренный бабушкой.

– А что ты вдруг про него вспомнила? – насторожился Твердов.

– Да тут бабушка на днях спрашивала, понравился ли тебе ее подарок? А я что-то его не вижу.

Твердов что-то такое пробурчал в ответ, а сам твердо решил, во что бы то ни стало сегодня же найти этот треклятый ремешок и предать его огню. Лене, естественно, о своих планах ничего не сообщил.

На первом же заполненном картофелем грузовике, «Председатель» рванул на овощехранилище и сразу же направился к картофелесортировочной машине. Ремешок словно ждал его. Лежал на самом видном месте у ящика для бракованной картошки, слегка присыпанный пылью. Словно только его обронили.

Александр подобрал две половинки лопнувшего ремня и, свернув их кругляшком, опустил в левый боковой карман телогрейки. После отправился к своей машине. По дороге он неожиданно остановился у только-что подъехавшего с поля грузовика. Тот разгружался, ссыпая картофель прямо в бункер картофелесортировочной машины. После аварии на ней работали исключительно колхозники. Посторонних лиц не допускали.

«Председатель» и сам не мог объяснить, почему он тогда остановился. Он много раз задавал себе после этот вопрос, но так и не нашел достойного объяснения. Остановился и все тут. Причем у самого грузовика, с боку и с интересом разглядывая как, выдвинув гидравлику, кузов самосвала пополз вверх, а картофель начал пересыпаться в пустой короб бункера.

Тут его кто-то окликнул, назвав по имени. Вглядываясь в темноту овощехранилища Твердов обернулся, сделав шаг в сторону. В это самое время произошло невероятное: кузов самосвала, достигнув критической верхней точки, неожиданно, завалился набок, вывернув с «мясом» гидравлику и рухнув точно в то место, где еще секунду назад стоял командир отряда. Весившая не одну сотню килограмм огромная железяка с шумом приземлилась у самых ног «Председателя», обдав его пылью. Ба-бах! И стальной короб, содрогнувшись от собственного веса, замер кверху днищем. Только вывороченные гидроцилиндры еще постанывали в наступившей тишине.

– Живой?! – истошно завопил водитель самосвала, выпрыгнув из кабины.