Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Стой, погоди! – неожиданно Серега бухнулся на колени пополз в сторону Твердова, елозя мятыми портками по мокрой траве. – Не забирай, пожалуйста, весь самогон. Оставь!

– Тебе хватит, – сурово произнес Саня и засунул одну бутылку во внутренний карман жилетки, вторую убрал подмышку слева, – допивай то, что осталось и иди спать.

– Если не отдашь, то сейчас пойду домой и так Ольгу отмудохаю, что родная мать потом не узнает. Я ее падлу так пинать буду…

Твердов не дал ему договорить, а, подбежав к стоящему перед ним на коленях соседу, схватил свободной рукой за шкирку и одним сильным движением поднял его на ноги.

– Я тогда сам тебя так отмудохаю, что ты месяц кровью ссать будешь, – прошипел он ему прямо в лицо.

– Тогда тебя посадят, я заявление напишу!

– Пиши!

– Э, это ты сейчас так говоришь, а вот когда напишу, то по-другому запоешь. Ведь Ольга она кто? Она моя жена, а я ей муж законный. Стало быть, имею полное право ее мутузить, как мне только вздумается. Тут, паря, деревня. Тут свои законы.

– И ты еще в пединституте учился, – Твердов отпустил пиджак Серёги и брезгливо вытер руку, – о высокой материи рассуждаешь. А сам ЧМО конкретное.

– Нет, милай, я себя веду как крестьянин. Ты почитай Бунина, почитай. Ты, наверное, кроме «Человек из Сан-Франциско», ничего у него и не читал. Хотя и это вряд ли осилил. А Иван Алексеевич очень хорошо деревню описывает. Очень жизненно. Или Тургенева почитай, Ивана Сергеевича. Они всю правду-матушку о нас, о крестьянах, пишут.

– Классиков ты для чего сейчас приплел, крестьянин? – Твердов поправил бутылку подмышкой.

– А для того, чтобы ты усвоил: в деревне своя философия и свои законы испокон веку были, есть и будут! И никакая Советская власть их не вытравит. Ни Советская, ни какая другая власть! Да убоится жена мужа своего! Вот и вся философия. У нас, знаешь, какое крепкое хозяйство до революции было? И стержень его был мой дед Поликарп Капитоныч. И если что не так, не по нему, то он жену свою и дочерей порол на конюшне вожжами. Не то, что я, так, приласкаю кулаком промеж глаз. Вожжей сейчас не достать. А знаешь, сколько у него дочерей было?

– Послушай, Анисимов, – Твердов впервые назвал Серёгу по фамилии, – тебе напомнить, какой сейчас на дворе год стоит?

– Я помню: 1986! И чего? Да, хоть 2006! Наши деревенские порядки все равно не меняются. Ты думаешь, мои соседи своих жен не охаживают? Ха-ха-ха! Охаживают, еще как! Даже председатель наш, непогрешимый Савин, тоже свою Верочку, бывает, воспитывает при помощи оплеух.

– Ты что, свечку держал? – ухмыльнулся Твердов, понимая, что Серега-то и не такой уж и пьяный, чтоб так разговаривать.

– Паря, это деревня. Тут ничего не скроешь. Саня, ну будь человеком, отдай сэм. Хотя бы еще один пузырь. Отдашь, не трону Ольгу. Клянусь! – уже уничижительным тоном попросил Серега.

– На, подавись, – «Председатель» подал ему бутылку из подмышки, – только если узнаю, что слово свое не сдержал, а побил жену – берегись.

– Что ты, Саша, как можно, – широко улыбнулся Серега, принимая в свои трясущиеся руки заветный пузырь.

– Какая, однако, у него мерзкая рожа, – подумал Твердов, нагибаясь за ведром с кукурузой.

– Иди, иди, защитничек хренов, Ща нарежусь, пойду этой твари Оле ваще башку отрублю, – тихо прошептал в след уходившему Твердову уязвленный муж.

Появление Твердова с вареной кукурузой в ведре в расположении девочек вызвало у всех легкое волнение. Они побросали свои дела и собрались вокруг стола, куда командир отряда выложил горячие кукурузины и банку с солью. Собрались все, кроме Гали. Она так и осталась лежать неподвижной под одеялом, делая вид, что крепко спит.

– Галя, иди есть кукурузу, – громко окликнула ее Лена Панасенко, ничем не примечательная девушка с пышной копной льняных волос.

– Ммм, ешьте, я потом, – сонно отозвалась Галя. Но Твердову показалось, что ответ выглядел наигранным.

– Тебя стесняется, – подмигнула Твердову прыщавая Ира, впиваясь маленькими острыми зубками в кукурузину.

«Председатель» не стал продолжать разговор, а молча встал и направился к выходу.

– Саша, а мы столько не съедим, – крикнула ему вслед Ксюша Павлова, кивая в сторону оставшегося ведра.

– Угостите остальных девчонок, когда те с дискотеки придут, – не оборачиваясь, ответил Твердов. – Спокойной ночи! Не опаздывайте утром на подъем флага.

Его и в самом деле сильно потянуло в сон. Сказывалось напряжение предыдущих дней и бессонных ночей. Плюс выпитый самогон. Напиток оказался отвратительным, но Серега не соврал: градус у него убойный. Самым правильным сейчас, пока окончательно не развезло, пойти лечь в кровать и хорошенько выспаться. Саня зашел по малой нужде в кустики и сквозь них пытался рассмотреть, что происходит у печки. Серега все так же сидел в задумчивой позе на лавке, подперев голову руками, кружка стояла рядом. Бутылки не видно.