Заплачено кровью

Он не помнил, когда был в отпуске, а теперь, с началом войны, об этом нечего было и мечтать, поэтому Иван Тихонович не мог удержаться от соблазна побывать дома хотя бы часок, если есть возможность. Мать и брат, смахнув слезы радости после объятий, засуетились, накрывая на стол, а Иван сидел с отцом в переднем углу, испытывая неописуемую радость. Отец был горд за сына: как же, целой дивизией командует. А ведь в молодости обыкновенным батраком был, и что бы с ним стало, если бы не советская власть.

- Фашистов, батя, разобьем обязательно, будь уверен. У меня лучшая дивизия в Красной Армии, - говорил тогда Иван Тихонович.

Ни в каком дурном сне бы не приснилось, что он дал врагу подойти к отеческому дому. И теперь - контрудар на Родню, его последняя попытка сбить немцев с их пути на родную деревню. Так воинский долг переплетался и с сыновьями чувствами. Защищать Родину, дом было теперь для Гришина не каким-то абстрактным понятием, а конкретным делом.

Полк Шапошникова, а с ним и полковник Гришин со штабом, совершив марш-бросок в село Печары, обещанной в поддержку кавдивизии там не нашли, танков из дивизии Бахарова было всего девять машин, да и те стояли без горючего. Бойцы лейтенанта Шажка поймали заблудившегося немецкого мотоциклиста, и тот, оказавшийся знающим солдатом, да к тому же связистом, сообщил, что в Родне - 17-я танковая дивизия. Похвастал даже, что командует ей генерал фон Тома, известный еще по Испании, воевал там, в легионе "Кондор". Его очень ценит сам Гудериан, а дивизия у них молодежная, воюет с особым азартом.

Наступать батальоном на дивизию, да хотя бы на полк - авантюра. Шапошников все же осмелился сказать Гришину, что их наступление на Родню бессмысленно, учитывая их силы и состояние, но тот упрямо потребовал выполнять приказ. Не помогли и уговоры комиссара дивизии Канцедала.

Как только полк приготовился к движению на Родню, перед его позициями показались немецкие танки. Артиллеристы Похлебаева и Терещенко сумели их остановить, но ни о каком наступлении на Родню теперь не могло быть и речи. Скрепя сердце, полковник Гришин отдал приказ на отход.

На следующий день пять танков из дивизии Бахарова все-таки прорвались в расположение штаба 45-го стрелкового корпуса, но вырваться из кольца и вывести штаб им не удалось. Командир корпуса генерал Магон погиб во время прорыва. Произошло это 13 августа, и был этот день несчастливым для всей 13-й армии. Еще накануне 132-я стрелковая дивизия генерала Бирюзова успешно наступала на Варшавское шоссе, атаки противника против дивизии Гришина расценивались как частные, и вдруг - катастрофа.

Полковник Ивашечкин, начальник штаба корпуса Магона, управление частями, избежавшими окружения, принял 12 августа, но управлять ими без аппарата и с тремя броневиками, когда нет устойчивой связи, а противник давит постоянно, нет сплошного фронта и надежды, что подойдут резервы задача труднейшая для любого командира и с полнокровным штабом.

Попытки выручить части корпуса, попавшие в окружение, в тех условиях были обречены на провал, надо было спасать хотя бы то, что оставалось, и полковник Ивашечкин, доложив о создавшейся обстановке в штаб армии, начал отвод уцелевших частей корпуса на реку Беседь. Эта задача осложнялась еще и тем, что не было точно определенной полосы действий корпуса. После того, как 45-й корпус отошел от Варшавского шоссе, соседа справа не было вообще, и как велик разрыв - Ивашечкин не знал. Части не имели локтевой связи друг с другом и полковник Ивашечкин обычно получал сведения от командиров соединений один раз в сутки, а то и в двое-трое. Было известно, что против частей, избежавших окружения, действует целый моторизованный корпус противника, у нас же едва хватало сил, чтобы удерживать главные дороги.

После неудачного похода от Печар на Родню полк капитана Шапошникова, нарвавшись на танки, ввязался в бой, сумел выйти из него, оторвался от противника на несколько часов, но на подходе к деревне Семеновка под вечер 13 августа колонну полка снова догнали немецкие танки.

Старший лейтенант Георгий Похлебаев успел обойти свои орудия и проверить, как отрыты площадки, как увидел метрах в пятистах идущие на батарею танки, уже развернувшиеся в атаку.

Точно считать, сколько танков идет на батарею, было некогда, да и не все их было видно, но не меньше десятка. Пехота окопаться не успела, редкие цепочки бойцов лежа отрывали себе ячейки впереди его орудий, и Похлебаев, осмотревшись, с дурным предчувствием подумал: "Не удержаться, раздавят..."

В маленький окопчик, наскоро отрытый четырьмя его бойцами, кто-то спрыгнул, и Похлебаев, повернувшись, к удивлению своему узнал полковника Гришина.

- Здравствуй, Похлебаев!

- Здравия желаю, товарищ полковник, - растерянно ответил Георгий.