Гришин знал Похлебаева еще по мирному времени, ценил его, как хорошего артиллериста, держал на примете для выдвижения, но за полтора месяца войны увиделись они впервые. "Чего ему здесь надо?" - с беспокойством поглядывал Георгий на полковника Гришина, а тот, плотно сжав губы, медленно водил биноклем слева направо, следя за движением танков на только что развернувшийся в оборону полк Шапошникова.
Гитлеровцы начали минометный обстрел, и Похлебаев, понимая, что в любой момент их могут накрыть, сказал:
- Товарищ полковник, вам тут не место. Вам надо дивизией командовать.
Гришин нехотя согласился:
- Да, надо идти, - а в голове его неприятно повторились слова: "Дивизией надо командовать... Где она, дивизия?".
Под вечер немцы, тщательно осмотревшись, начали атаку. Было странно видеть, что они не пошли сходу, как обычно, а сначала попугали, развернулись и отошли. Осмотрелись, и только после этого начали атаку по-настоящему.
"Видимо, устали не меньше нашего, хотя и на танках", - подумал Похлебаев.
Атаку десятка танков двенадцать орудий полка отбили довольно легко, но поджечь хотя бы один танк не удалось - бронебойных снарядов не было, оставалась одна картечь. Немцы, не зная этого, шли медленно, танкисты старались спрятаться в складках местности, опасаясь подставить бок, автоматчики от танков не отрывались, огонь вели в основном лежа и на сближение идти не торопились. Частые и густые разрывы двенадцати орудий заставляли гитлеровцев невольно останавливаться.
"Если бы не этот горох, - ругался Похлебаев, - то штук пять бы вас горели сейчас точно..."
В сумерки немцы пошли в очередную атаку, на этот раз менее уверенно. В самый разгар боя старший лейтенант Георгий Похлебаев, оглянувшись, увидел позади позиций его батареи танк. В первый момент мелькнула мысль, что это свой - "Не мог же он прорваться незамеченным!". Похлебаев со своего НП побежал к орудию - "Разворачивай орудие!", но танк быстро приближался, не повторяя его зигзагов.
Сапоги казались пудовыми, дыхание перехватывало. Оглянувшись на бегу, Георгий увидел, как танк подмял бежавшего позади его взводного, вот танк всего в нескольких метрах, он бросился в сторону, но в те же секунды с ужасом ощутил, как многотонная махина, лязгнув гусеницам, ударила его в таз, он отлетел в сторону, но танк гусеницей прошел по ногам, вминая их в рыхлый чернозем.
Еще несколько секунд, пока не померкло сознание, Георгий видел, как танк быстро катится на орудие, которое так и не успели развернуть.16
Автоматчики десанта доделали работу танков, которые своими мощными корпусам разбивали старенькие домишки села - гонялись за одиночными красноармейцами, не успевшими отойти из передовых ячеек.
Капитан Шапошников, подав комбатам сигнал на отход и боясь, что он опоздал это сделать, с болью в сердце наблюдал, как несколько танков прошли через позиции батареи Похлебаева, заходя во фланг и тыл полка. Обозы заблаговременно были выведены из деревни, ездовые ждали сигнала на движение и его уже пора было давать, но Шапошников все ждал, что из деревни выбегут еще группы его бойцов. Винтовочная и автоматная стрельба в деревне не стихала, не смотря на приказ отходить, и танки гудели тоже в самой деревне.
Батарея Терещенко, батальоны Чижова и Осадчего из боя в Семеновке вышли, оставался только батальон Калько. Когда из деревни, прикрываясь кустарником, ложбинкой побежали разрозненные группы наших пехотинцев, Шапошников, найдя глазами Тюкаева, громко крикнул ему: "Всем начать движение, кроме Христенко!"
К Шапошникову, тяжело дыша, запыхавшийся и бледный подошел старший лейтенант Калько.
- Ты что, приказ на отход не получил? - спросил его Шапошников.
- Да думал их немного подержать, пока вы отойдете. Немцы, видимо, заблудились в деревне или потеряли нас - темновато уже. Думаю, их там не меньше полка.
"На ночь глядя они на нас не сунутся, но оторваться от них надо, чтобы к утру встать где-нибудь более-менее прочно", - подумал Шапошников и сказал сидевшему в окопчике у КП Гришину:
- Пора уходить. Вставайте, товарищ полковник.
- Не могу... - с трудом разжав губы, ответил Гришин. - Ноги отказали. Встать не могу, и все, как парализовало.
"Это от нервного напряжения", - понял Шапошников. Он позвал начштаба дивизии полковника Яманова, и они вдвоем подняли Гришина, поставили его на ноги, и тот, едва перебирая ногами, обхватив обоих за шеи, медленно пошел к дороге.
А позади их горела еще одна оставленная ими русская деревня, и немецкие танкисты и пехотинцы, наверное, уже шарили в уцелевших домишках в поисках кур и поросят...
За ночь полк Шапошникова, измученный до последней степени, прошел всего километров пять. Бойцы первых двух батальонов, держась за повозки полкового обоза, спали на ходу. Изнуренные лошади едва тащились, застревая в грязи, и у людей, которые держались за повозки, не было сил, чтобы подтолкнуть их.
Капитан Шапошников шел в арьергарде, так было удобнее, заметив немцев сзади, дать команду на развертывание к бою.