Заполье

Сегодня Базанов захватил с собой ксерокопии фотографий и архивных выписок, которые сделать уже успел и теперь статью по ним писал архитектор тот, Гашников, Алексей их по телефону быстро свел. Воротынцев наскоро, но цепко пересмотрел их, весьма при этом внимательно слушая поясненья, отложил, руку на них задержал:

— Оставляйте? Так, говорите, и проект реставрации готов он делать? Ну, радуете вы меня, Иван Егорович, балуете просто! Берется пусть, работает, смету с авансом — Сечовику, не подходил к вам еще? Будет — состыкуйте их, пожалуйста. И вот еще что: совсем на днях сорганизовали мы объединенье, концерн по-западному, «Русь» по названию и целям, председатель Совета его перед вами, — и полупоклон сделал на поздравленье, — так что мы почти советские. И нам, естественно, нужно теперь информационное обеспечение: бюллетени, мелкие представительские и рекламные издания вроде буклетов, ну и прочее по надобности. А Ничипорыч, кстати, без работы ныне; и не посмотреть ли нам его на сей предмет? Пусть статьи свои покажет вам, уменье со словом и слогом обходиться — номинальное, а с чем остальным, смотришь, и вы поможете… Впрочем, вы лично, сами это решайте, подойдет если — ставку его к новому штату прибавьте, как консультанта, скажем, или редактора по… Придумайте, вам видней. Но — сами решайте, без нашего нигилиста на гонораре… — И улыбнулся странно. — Как он там, кстати?

— Появляется, но реже. Работы, говорит, прибавилось.

— Работы — это бы куда еще ни шло… Владимир Георгич — он ведь и романтик, так он себя иногда аттестует; или все, дескать, или ничего. А этого сорта романтизм — он всегда, знаете ли, за чей-то счет… Впрочем, не верю тому, наш романтик и малостью не побрезгует, да и… неумно было б это. А он куда умен.

— С походом, как говорят у нас?

— С излишком, да. Ладно, речь не о нем. Ну, а наш концерн — от необходимости крайней, иначе не выстоим, стопчут нас криминал с чиновниками — в парном своем страстном танце… Контору эту, чубайсовскую с янки, вы на ять разделали тогда и тему, смотрю, не бросаете, вцепились… да, сверхмасштабный разбой идет, и люди знать это должны. Но одно дело — понаслышке знать, а вот видеть… — Глаза Воротынцева холодны стали, пусты, и тем больше чувствовалось за этим и раздраженья, давно уж окрепшего, и убеждения. — Мало того, что номенклатура новая эта, на старой заквашенная, равнодушна и корыстна, к такому бы не стать привыкать… Но она еще и беспримерно глупа и непрофессиональна вдобавок, а вот этого история уже не прощает. И кто там измерит теперь меру подлости в этой мере глупости? Ох, расплатимся мы все за это, чувствую, самой крупной денежкой, какая у нас есть: кровью…

— Неужели вас так мало — ну, понимающих это все, не… подлых? — осторожно сказал Иванов. Можно ведь и подумать было, не обида ль это, что в дележке бесхозного имущества обошли, в приватизации той же или в чем еще. Ничего-то нельзя исключать сейчас, когда и мировоззрения подгоняют, как костюмчик, по фигуре всякой корысти, под любой паршивый гешефт идею подсовывают, в этом-то изощрились.

— Мало? — переспросил и опять странно усмехнулся тот. — Нас вовсе нет… а если и сохранились, то где-то в криптах. Мы не предусмотрены новым проектом, не нужны, даже и в целях прикрытия, поскольку все здесь вполне бесстыже делается. А если бы проявились в своем качестве, нас тут же бы и схавали… так выражается наш парадоксалист, кажется? Это еще вашей братии журналистской можно в открытую иногда переть на рожон, на разногласиях между стервятниками, между центрами силы играть — до поры до времени, разумеется, прижмут и вас. А в нашей цензуре не ножницы — гильотина: сначала тебе секим-башка, а потом можешь и апелляции подавать… Нет, совсем не обязательно — оттуда, — ткнул он пальцем наверх, разумея тот свет, наверное, — а из того, хотя бы, в чем остался. Из неглиже. Позиция не из удобных, согласитесь. А потому, — и глянул со значением, — путем крота работать, выбора иного нет. Крота истории, было такое выраженьице…

— Помню.

— Многие вспомнили, наработал он. Нарыл… И ведь не перегрузки сломали советский проект, совсем нет, вранье все это, а как раз наоборот — расслабуха. Русская наша, простодырная, обеззаботились. И с нею партийность узколобая, а не государственность самих установок идейных на все, в том числе и на занятный народишко наш… ну, не умещается он в партийную идею, даже самую великую! Вот немцы, верю, уместились бы, как в гэдээр, — но не мы. Чуть ворохнулись в узости этой — и посыпалось все строение, все надстройки эти, и сами базисы поползли… Но это и шанс свое, наконец, построить, национальное, естественное — да, внутренне непротиворечивое, только оно и может жизнеспособным стать…

— Вам к соборянам нашим впору, — улыбнулся Базанов, — много сходного… А как же классовые напряжения, сословные — какие империю российскую разодрали?

— Это особ-статья, Иван Егорович, особый разговор — и едва ль не важнейший… А что, есть там люди? Ну, грубо говоря, поумней?