Заполье

— Да? Ну, раз понимаете, то ставлю вопрос: кто? Поскольку коммунизм не устоял, жидок в ногах оказался, выродился бюрократически и всяко, то кто остается тогда принципиальным — на уровнях духовном, идейном и практическом — противником этого сатанизма сверхсовременного? До конца, до или-или, быть или не быть?

— Церковь, — признал, споткнувшись в себе малость, Базанов — хотя, может, слишком уступчиво признал и однозначно. — Но это если все зло к сатане сводить проблематичному, к проискам его, а это ж не так. В любом случае, нынешнее зло — оно скомбинированно, многослойно… Нет: оппозиция широкая, настоящая, куда бы и церковь входила, добавляла метаизмерения своего.

— Это какая еще — настоящая? Да там понамешано… Коммуняк чуть не с полдесятка толков, националистов еще больше, язычники, монархисты, казачки эти ряженные, бычки-медалисты, понацепили жестянок себе с крестами, потом еще эти… либерал-патриоты — вавилон! Не разумеет друг друга в элементарном даже, в той же любви к родине — даже в ней, любви, враждуют! Оно и понятно, атеисты же в большинстве, не вера у них — роли. Ролевые люди, не получилась роль — бросил. А где атеизм, так гордыня, по себе знаете… Чему удивились, гордынке своей? Так это ж по газете зримо, отслеживаю. Есть. А видов этой гордыни, доложу, несть числа. Вплоть до самоуничиженья последнего, да-да. То и самоликвидаций даже, суицида, тоже не в новость. Она псевдонимна, как ассимилянт, протеична, в самоотраженьях прячется, самоотрицаньях, в преисподнях душевных — за ней, знаете, глаз да глаз…

14

Не столько Сечовик удивлял, интеллигент в первом поколении, судя по всему, по тому даже, как выстраивал с книжной правильностью фразы, но логикой тою же орудовал грубо-таки, напрямки, куда больше лому и ваге доверяя, чем инструментарию и плутоватым умопостроениям нынешнего политэстетизма.

Это-то как раз понятым было, сам из тех же, в амбивалентностях всяких барахтаться не привык, некогда, выгребать на струю надо было — чтоб уж захлебнуться если, то не в протухших, забывших небеса отражать заводях конформизма и политкорректности, так сгоряча желалось.

Но странен был все-таки покровительством своим Воротынцев, над ним, Базановым, тоже, — что искал в них или через них этот из скороспелого квазисословия «нью рашен», на деле же пахан одной из спекулятивных группировок первоначального накопления, будучи, как торжественно выговаривал в таких случаях Дима Левин, на другом конце политического спектра? Недоставало никак прямых и довольно-таки упрощенных объяснений на сей счет самого Воротынцева, не верилось им вполне средь всего этого оголтелого рвачества, звериной дележки власти и собственности, бесхозными объявленных на время «большого хапка»… да, не хватало только пешкой разменной стать в чьих-то многоходовках, рационально-циничных комбинациях, на чей-то политиканский гешефт работать. Любые попытки такие видеть надо и лучше сразу их пресекать, иначе не выпутаешься потом.

Воротынцевым переданную статью Сечовика он как раз вчера глазами пробежал: грубоватая, резкая — впрочем, за малыми поправками и сокращеньем, вполне газетная, готовый почти газетчик. В интеллектуальные дебри залез, правда, с излишком… Хотя пусть себе лезет, пусть поворошит мозги — свои и чужие. Шире газету делать, для думающих, иначе утонем в социально-коммунальном, как в яме выгребной. А надо, как издавна завещано, с заглядом вперед вести, впереди быть… чудаком на боевом коне, без эвфемизмов говоря — дураком? Для первоочередного отстрела? Похоже на то. Очень уж похоже, когда за тобой не эскадрон, не боевая цепь, а толпа разбродная, розная, дрекольем вооруженная, Вавилон этот самый разноязыкий…