Заполье

— … а сущность переворота, суть-то какова?! Да немудрена, если прямо поглядеть. Номенклатура наша, партхозактивная и всякая, откровенно неумна же, но вот корыстности плебейской в ней хоть отбавляй. Вроде и управляет всем добром несметным народным, на миллионы там и миллиарды, — а не поимей, не моги. А иметь сверх мочи как хочется, чтоб как у настоящих правителей, у собратий западных, почему бы к ним не пристроиться… в элиту мировую встроиться, натурализоваться, так сказать, чем мы хуже? Вечный же искус это для нее — Запад, со времен еще Курбского, да и хомут государственный куда как мягче и легче там, свободы рук побольше... как бы присвоить, хапнуть? Зависти и жадности много, а ума никакого, долбаки же, выходцы из социального лифта вертикального, хорошо ж было налаженного. Да и совестишка еще кое-какая, еще русская теплилась кое в ком, трусость чиновничья… — Сечовик, уже и возбужденный опять, даже ходить пытался в узком промежутке между столом и диванчиком, натыкаясь на все те же углы и не замечая этого. — Не-ет, алчба эта долго копилась и ничем иным, думается, и кончиться не могла — при нерешенном, вдобавок, нашем элитном вопросе вообще: ныне ты почти всемогущ, а завтра кто? Пенсионер… А позовем-ка мы, товарищи, жидов… не евреев вообще, а именно жидов, всякой к тому ж национальности. Уж они-то все устроят, изловчатся. У них, поди, и слова-то нет такого в словаре ихнем — совесть, а вот наглости, хваткости… Те же, само собой, условия выкатили свои: средства информации нам все и финансы достаточные, как дуван дуванить будем. Ну и встряхнули останкинские кости, а от этого замогилья добра не жди. Раздуванили страну; но чтобы жид у недоумков этих продажных, каким свой народ ненужным стал, в шестерках подручных ходил… нетушки, шалишь! В придачу, и Запад за ним, сородичи тамошние подмогли. А мы теперь спрашиваем, чья у нас власть… По абсурду не видете — намеренному, наглому? Удивляетесь? А нечему удивляться: жид — как авантюрный именно тип, опять подчеркну, — просто же не может в пространстве правды, в ее измерениях жить, поскольку сам ложен весь наскрозь, извращен. И потому искривляет его, пространство это, вокруг себя, все координаты и критерии сбивает, крайне зыбкими делает… саму действительность подменяет вокруг себя, призраками, болотными огнями населяет ее, виртульщиной серной, несуразиями — чтобы скрыться за всем за этим. Хаос, им управляемый, абсурд — вот его стихия родовая, а уж в этой мути лови что хошь, это и Ахад Гаам своим ученичкам толковал… Другое дело, что не всякий еврей — жид, их вон и чисто русских жидов поганый преизбыток; другой вопрос, в какой мере, когда и как за ихними машиахами инфернальными само еврейство идет — при том, что разноречья идейного, толков разбродных и у них хватает. Да и нынешний-то соблазн избранности, спросить, не от комплекса ль неполноценности застарелой, двухтысячелетней… шутка ли, истинного мессию проглядеть, не узнать вовремя?!. Огонь-то благодатный каждый год, Пасху каждую пред глазами их нисходит — в укор им, сияет миру чудом своим… Сама история по-другому бы пошла, и сейчас, может, были б они народом священников христианских, светочами нравственными, а не… Да, Павлами, а не Савлами. — Слабая полуулыбка появилась на губах тонких, жестких его и тотчас пропала. — Но и законы корпорации вельми суровы у них, а управленье, поглядеть, безотказно в общем-то, прямо образцово-показательная иной раз дисциплинка, завидная… А мы? Продажней русских сейчас в свете нету, все рекорды бьем опять. В октябре позапрошлом — предала же Москва лучших своих, искренних, перед поганым телеящиком просидела, толстожопая, пивко себе сосала. Занятно ей было поглазеть, как речушка бунтовала — из нее, моря, вытекшая… Да если б каждый сотый хотя бы вышел тогда, мы бы там всю грязь смели, всю гнусь эту, и головку белодомовскую заставили б сделать все, как народу надо…

— Были там?

— А как — не быть?.. И ведь не верха только, а и низы скурвились мигом, всяк в корысть свою мелкую кинулся, в выживанье, видите ль, — в животное… Слепы неверьем с легковерьем вместе, глухи самодостаточностью какой-то дрянной своей, и как-то вот — дивное дело — уживается она в нас с таким же дрянным неуваженьем к себе, самоуничиженьем — а покаяния нет как нет… А все гордынка рабская, голоса свыше не слышим, а он же внятней некуда нам говорит: не перед европейской шлюшкой правозащитной, не перед жидом визгливым — в себе покайтесь, перед собой, грехи свои переберите, обличите пред богом и тем восстанете. Очищеньем покаяния дух восстанавливается, больше ничем. А верой вооружается — так и только так!..