Читаем Заполье полностью

Он пресек злоупотребленье пальчиком, соску ее дал, заодно и погремушку, сказал помягче, чем того заслуживал проект: «Нет, Лар, в наши ворота это не лезет… ну никак, в дефолт сверзнемся. Это занимать надо, всю же сумму — а когда, чем отдавать? На что жить — ты же ведь с меня спросишь…» — «И цены, — вздохнула Виктория Викторовна, давно уж приглашенная им в совет, чтобы хоть как-то смягчать, смирять дочкино своенравье. — Галопируют же…» — «И я то же говорю! — Жена все еще пыталась объехать китайскую стену. — Осенью ее вообще не укупишь!.. А цигейку, — с отвращением сказала она, — продадим. Я найду кому — вот и деньги… Займи, есть же, наверное, кредиты долговременные…» — «Под инфляцию, под проценты полоумные, нынешние? Ты хоть знаешь, какие они?!.» — «Или связи там, — не слушала она, — друзья-знакомые, я не знаю… Ты же говорил, что этот твой… Мизгер, да? Что не считает денег, шикарит.» — «Не считает только тот, кто их не имеет, — ответил он словами же Мизгиря, как-то им вскользь брошенными. — Нет, не те у нас отношения…» — «Платонические? — Лицо Ларисы, к весне заметно похорошевшее, взамен девчоночьего непостоянства женственность обретшее, некую законченность — вот кому на пользу материнство с прогулками ежедневными, — подернуло презреньем, она уже и не пыталась его скрыть. — Говорю же какой раз: рекламное агентство слепите при газете, рекламный какой-нибудь листок или этот, как его… вкладыш — и еще по зарплате будете иметь, уж не меньше… Фрондеры, идеалисты у них там собрались, — сказала она матери, — допотопные. Справедливости они жаждут, правды — нашли когда. Главный редактор называется, а несчастных три-четыре сотни зеленых в эквиваленте достать не может…» — «Пять с лишним, — потеряла почему-то осторожность такая осмотрительная с ней в последнее время теща — доверенным тоном дочери, может, обманутая. — И потом, тебе ж сапоги еще…» И получила взгляд, от которого смешалась совсем как девочка, и поспешила к кроватке, нагнулась над ней. «Давайте тогда я найду, сама! Да, стоит, но это ж надолго. Выделка кожи такая у нее, что от носки только шик приобретает, знаете, облагораживается так. Вон у Зойки похожая, сколько уж носит, и видик ну исключительный!.. Надолго же, понимаете?! — Щеки ее пылали уже то ль возмущеньем, то ли гневом на непонимающих, давно не была она так хороша — если б не безуминка эта в распахнутых широко глазах, она все никак не хотела верить, что затея эта, мечта ее очередная, понятная же, но пустая, так явно проваливается. А тут и Танюшка ни с того ни с сего заколотила погремушкой по постельке, по деревянному огражденью кроватки; и она схватилась пальцами за виски, затем быстро шагнула и вырвала игрушку из цепкой ручонки Таниной, бросила ей в изножье. — Господи, и эта еще… Хотите, найду?! — И готова была, кажется, уже к телефону бежать. — На полгода… ну, может подольше — хотите?!.»

Эта способность к порывам безоглядным, пусть быстротечным, но искренним и бескорыстным, когда-то — ох как давно, показалось, — и потянула его к ней, привлекла… другое дело, куда направлены они, порывы. А это не просто блажь неисполнимая была, подозревал уже он, не очередная «постройка туалета»; здесь виделся немудрящий расчет на то, чтобы втянуть его по примеру других семеек в авантюрное добыванье денег — сверх имеющихся, достаточных же пока для проживанья, несмотря даже на дурацкие подчас и вовсе необязательные траты ее вроде недавней покупки двух удручающе ярких панно с экзотикой типа «дайте мне покрасивше», что уж о прочих безделушках всяких и белье женском говорить, все полки и ящики шифоньера разнообразнейшим тряпьем набиты, дверцу откроешь — вываливается… В бесконечное — только начни — добыванье, одно непременно потянет за собой другое, только этим и будешь в поте лица своего и в мыле заниматься, жизнь потратишь, но «черной дыры» желаний и женских потребностей не заткнешь и не насытишь! Бессчетно их теперь, муженьков, бегает, шустрит и ловчит, бабенками своими погоняемых, барахла-то импортного с избытком в шопах, на толкучках нынешних позорных, ни дать ни взять — военного времени, причем явно пораженческого, по всем-то фронтам…

«Ищи. Но отдавать из своих будешь, из декретных там, с зарплаты… — И удержался, не спросил: сколько лет? — На мою не рассчитывай. Пойми, других денег у меня, у нас нет. И не предвидится. Ну, ссуду возьми в институте… дают у вас, дадут?»

Он это, помнится, с подчеркнутой уступчивостью сказал, зная — не дадут, с ее-то смешной зарплатой тем более; а она была на срыве в истерику, так что теща поторопилась отбыть — в уют квартирки своей, где навещал ее по временам седовласый бойфрэнд, солидный учрежденец обкомовской закваски, и лопушился по подоконникам и круглогодично цвел наивно-розовым бальзамин, еще именуемый в просторечии ванькой-мокрым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее