Запомни и живи

Разумеется, Слуцкий видит жизнь «неполной», но разве бывают поэты, воспринимающие всё и всех? Вряд ли. Как бы ни был мудр поэт, у него есть и потолок, и стены. Мир Слуцкого отнюдь не узок, и меньше всего можно назвать его поэзию камерной. Мне она представляется народной, но, конечно, нужно прежде всего договориться о значении этого слова. Народными чертами в поэзии иным кажутся внешние и порой поддельные приметы. Если в стихах гармошка, молодицы, старинный песенный склад и прилагательное после существительного — такие стихи причисляются к народным, хотя даже в глухой деревне можно теперь услышать радио и патефон и хотя тем языком, который мерещится тому или иному поэту, никто вокруг него не разговаривает. Называя поэзию Слуцкого народной, я хочу сказать, что его вдохновляет жизнь народа — его подвиги и горе, его тяжелый труд и надежды, его смертельная усталость и непобедимая сила жизни:

А я не отвернулся от народа,С которым вместе голодал и стыл,Ругал похлебку, осуждал природу,Хвалил далекий, словно звезды, тыл.Когда годами делишь котелокИ вытираешь, а не моешь ложку, —Не помнишь про обиды. Я бы мог:А вот не вспомню. Разве так, немножко.

Он противопоставляет себя и отщепенцам, и льстецам:

Не льстить ему. Не ползать перед ним.

Я — часть его. Он больше, а не выше.

Конечно, стих Слуцкого помечен нашим временем — после Блока, после Маяковского, — но если бы меня спросили, чью музу вспоминаешь, читая стихи Слуцкого, я бы, не колеблясь, ответил — музу Некрасова. Внешне нет никакого сходства. Но после стихов Блока я, кажется, редко встречал столь отчетливое продолжение гражданской поэзии Некрасова.

Вот о военных связистках:

Я встречал их немало, девчонок!Я им волосы гладил,У хозяйственников ожесточенныхДобывал им отрезы на платье.Не за это, а так   отчего-то,Не за это,   а просто      случайно

Мне девчонки шептали без счетаСвои тихие, бедные тайны.Я слыхал их немало, секретов,Что слезами политы.Мне шептали про то и про это,Про большие обиды!

О военных вдовах:

Она войну такую выиграла!Поставила колхозы на ноги!Но, как трава на солнце, выгорелоТо счастье, что не встанет наново.

<…>Вот гармонисты гомон подняли,И на скрипучих досках клубаТанцуют эти вдовы. По двое.Что, глупо, скажете?      Не глупо!Их пары птицами взвиваются,Сияют утреннею зорькою.И только сердце разрываетсяОт этого веселья горького.

О булочниках… О бане…

Там по рисунку каждой травмы

Читаю каждый вторник яБез лести и обмана драмыИли романы без вранья.

Особенность гражданской поэзии Слуцкого в том, что она глубоко лирична. У нас часто под видом гражданской поэзии печатаются рифмованные передовицы, фельетоны, авторы которых подражают интонациям Маяковского и располагают слова «лесенкой», или, наконец, псевдопоэтические оды. Слово «лирика» в литературном просторечье потеряло свой смысл: «лирикой» стали называть стихи о любви. Такой «лирики» у Слуцкого нет; я не знаю его любовных стихов; может быть, он их никому не показывает, а может быть, еще не написал. Однако все его стихи чрезвычайно лиричны, рождены душевным волнением, и о драмах своих соотечественников он говорит как о пережитом им лично. Пожалуй, единственное «любовное» стихотворение посвящено чужой страсти:

По телефону из Москвы в ТагилКричала женщина с какой-то чудной силой:— Не забывай! Ты слышишь, милый, милый!Не забывай! Ты так меня любил!А мы — в кабинах, в зале ожиданья,В Москве, в Тагиле и по всей земле —Безмолвно, как влюбленные во мгле,Вдыхали эту радость и страданье.

Политические темы Слуцкий передает с той же личной взволнованностью. Когда с Запада надвигались тучи, вспоминая освобожденного советскими солдатами итальянца, он писал: