Заповедь

В один из таких блаженных вечеров, когда я весь расслабился и забыл о земных невзгодах, суровая действительность вновь постучалась, нет, не постучалась, а ворвалась в мой мир, напомнив, что счастье не бывает долговечным...

— Куда тебя занесло... Мы с дороги, Лена, тебе надо отдохнуть...

— Ты иди, ложись... — она говорила в унисон ему, тоже шепотом.

— Пойдем, — попросил он.

— Не надо, Боря...

— Тебе надо выспаться, — настойчиво уговаривал он.

— Я не смогу уснуть, — беспомощно заявила она. — Ты знаешь, что возвратился ОН!.. Я чувствую... Я всегда знала, что ОН жив.

— У нас будет ребенок, Лена... Ты поступила в университет, я — в партшколу... Через неделю у нас начинаются занятия. Все как нельзя прекрасно сложилось... Зачем же коверкать судьбу? — Он чертыхнулся: — И зачем я надумал возвращаться на эти несколько дней домой?! Хотел радость тебе доставить, и вот...

— Ты иди, Боря, иди... А мне надо прийти в себя... И я сейчас... Сейчас...

Я не был в состоянии встретиться с Леной... Что я ей скажу?.. Чем объясню свое молчание?.. Бежать, бежать, пока она не добралась до меня!.. Руки лихорадочно зашарили по забору, выискивая спасительницу-доску, отодвинули ее, и я стал с трудом протискивать через щель свое с годами подобревшее тело... Выкарабкавшись, я, пока руки устанавливали на место доску, посмотрел вдоль переулка, и взгляд мой впился в одинокую женскую фигуру перед калиткой. Сноп света из окна кухни падал на нее, и я видел: она смотрит на меня. Она прижала ладони к груди, и этот по-женски трогательный жест сказал мне все: она узнала меня, она с радостью убедилась, что я жив. Я оцепенел. И она боялась пошевелиться, чтоб не исчезло видение... И тут Лена сорвалась с места. Она не бежала — она летела, точно боясь, что мне вдруг взбредет в голову нелепая мысль вновь исчезнуть... Я шагнул ей навстречу... И мы застыли посреди переулка. Мы не обнялись, не протянули друг другу руки. Она всматривалась в меня и, увидев, как я изменился, внутренне ахнула. Я смотрел на нее, она жадно — на меня, и оба молчали. Каждый из нас выжидал, что скажет и сделает другой. Наконец она медленно приблизилась и молча прижалась головой к моей груди. Она делала это не один раз, не одну сотню раз. Тысячу раз. Во сне. Вот почему так покойно положила голову мне на грудь, отрешенно, не боясь ни случайных взглядов, ни моей реакции.

— Я рад за тебя и Бориса, — сказал я, впервые за многие годы, кажется, назвав Кетоева по имени.

— Мы поженились не сразу, мы ждали окончания войны, — сообщила она.

— Знаю! — вырвалось у меня, и, поняв, что выдал себя, я замолчал.

Ее руки, гладившие юбку на коленях, задрожали...

— Я вышла не по любви, — вдруг заявила она.

Кто скажет, что надо и что не надо говорить любимой женщине после долгой разлуки? Кто знает, как она ответит на твой даже невинный вопрос? Для меня поведение Лены было неожиданным. Она улыбнулась. Да, улыбнулась. Не кротко, не сквозь слезы.

Мы опять помолчали. Потом она невпопад произнесла:

— А у меня будет ребенок, — горечи, как я ожидал, в ее словах не было.

— Знаю, — сказал я и вновь, как это часто бывало со мной в последние годы, весь ушел в себя.

— Если родится дочь, назову ее Инессой. Если сын, — она сделала паузу: — Аланом...

***

Встреча с Леной ускорила мое решение, как жить дальше, и за завтраком я спросил у отца:

— У Урузмага осталась еще квартира, которую он по твоему указанию и на твои деньги приобрел для Руслана?

— Конечно, — косо посмотрел на меня он.

— И она принадлежит нам?

— Безусловно, — опять односложно ответил отец.

— Тогда позволь мне отправиться во Владикавказ, — смиренно произнес я. — Пристроюсь где-нибудь, поработаю, позанимаюсь с учебниками — летом будущего года подам заявление или в московский университет, или поступлю в наш институт...

Выдержав паузу, отец сказал:

— На том и порешили...

Глава 50

Годы летят. Но не все подвластно времени. И вот я вновь на Маховой, где расположился филологический факультет МГУ, на отделение журналистики которого я когда-то подал документы...

Но возникла проблема: мой аттестат зрелости был сдан в приемную комиссию еще 19 июня 1941 года. Как теперь его заполучить, чтоб представить нынешней приемной комиссии?

— Не волнуйтесь, молодой человек, — сказал декан, поддерживая правой рукой протез на левой. — Вы не первый фронтовик, кто, подав документы, не дождался в сорок первом вступительных экзаменов. Найдется ваш аттестат зрелости... — И приказал секретарю приемной комиссии: — Отыщите в архиве аттестат зрелости, выданный в предвоенный год на имя... — Он выжидающе посмотрел на меня.

— Гагаева Алана Умаровича, — подсказал я.

Во время собеседования и экзаменов мне удалось ответить на все вопросы грозных преподавателей, гонявших абитуриентов не только по обширной программе литературы и по русскому языку, но и подкидывавших каверзные вопросы на сообразительность... Я стал студентом...

Мы изучали второй вариант романа Александра Фадеева «Молодая гвардия».

— И что мы уяснили для себя? — спросил преподаватель.