Запоздалая оттепель, Кэрны

Белолобый торопил. Он знал: полукровка уже привыкла к человеку. Но тот теперь не имеет власти над нею. И не сможет больше поймать волчицу в капкан. Человек недвижим, почти мертв. А белолобый — вот он. Живой. В силе. Вожак. Ему послушна целая волчья стая. У человека же нет никого. Ни одной собаки. И самого могло не стать. Вообще… Это он, вожак, не отдал его стае. Ведь когда-то этот охотник мог убить белолобого. Там… В реке. Да оставил вожака. Дал шанс выжить. Вот и он тоже дает ему выбор. Либо выжить, либо умереть. Но самому. Как того захочет сам человек. Но полукровку вожак ему не оставит. Слишком долго жил он один, без волчицы. Ни одна не подпустила его к себе. Не имел белолобый логова. Одинокой тенью скитался по тундре. Часто голодный и больной. Его гнали от себя матерые волки. Лишь молодые, первогодки-сироты слушались белолобого и, сбившись в стаю, шли за ним. Ведь взрослым волкам, имеющим своих волчат, некогда обучать чужую молодь охоте и жизни в тундре. Лишь белолобому было не до выбора. Своих волчат, от полукровки, отнял человек. Свое им привил. И разрывали они волков, помогая человеку. Белолобый взрастил бы их по-своему. Нет, он не учил бы нападать на людей. Ведь и чужих волчат — свою стаю оберегал он от людей неспроста. Боялся и их учил бояться. Но не только это заставляло белолобого обходить человека. Где-то в крови вожака, а может, даже в сердце — жила память о жизни в человечьем жилье. О временах, когда люди не были врагами, а их глаза и руки не хотели убивать. Да было ли такое? Но если нет, то почему же при виде человека так хотелось ему подставить под его руку свою морду и спину? Почему он никогда не водил стаю к человеческому жилью? Это изумляло волков. Вот и сейчас… Только истошный собачий вой, каким отпевает свора улетевшую человеческую жизнь, привлек сюда стаю белолобого. Собаки, утратившие хозяина, все равно станут добычей тундры.

Человек… Его вожак обходил и в ночи. От одинокого — отводил стаю. Голодную, злую. И даже когда угасал огонь костра и человек беззащитным оставался наедине с тундрой, белолобый не вступал с ним в поединок. Знал, нельзя зверю нападать на человека. Не знал лишь почему.

Человек… Он приходил в тундру с ружьем и много раз целился в белолобого. Вожак убегал, чтобы не обнажать клыки на человека. Может, и от того, что один из них кормил его волчат. Что не убил их…

Но теперь — нет. Полукровка должна уйти с ним. Ведь человек все равно умрет, даже если сейчас он еще жив. Да, белолобый уведет отсюда свою стаю и уже отогнал ее, но придет другая. Те волки не пощадят ни человека, ни полукровку… Но почему медлит она? Белолобый куснул ее за бок легонько, поторапливая. Кэрны встала. Оглядела хозяина. Тихо взвыла, словно прощаясь с ним. И послушно пошла за белолобым.

И вдруг до слуха полукровки донеслось тихое, как песня снегов, озябших в тундре, как потерянная надежда, как плеск сонной реки:

— Кэрны-ы-ы, Кэрны-ы…

Белолобый хотел преградить путь подруге, не пустить ее к человеку. Ведь она уже согласилась! Она пошла с ним! В тундру! В стаю. Но Кэрны не оглянулась на вожака. Виновато угнув голову, она, не колеблясь, пошла на зов охотника.

Белолобый смотрел, как полукровка прилегла рядом с человеком. Тот хотел привстать, с трудом оперся на руку, но упал лицом в прибрежный песок. Тяжелый стон прокатился камнем по воде и замер на другом берегу реки. Охотник опять лежал без движения…

Нет. После памятного случая, когда он, неискушенный, был ранен ножом, никогда белолобый не нападал на человека. Не мерился с ним силами. И ничего не отнял у него. Но человек, этот, даже сейчас, умирающий, отнимает у вожака его единственное, его подругу. У нее скоро снова появятся его волчата. И их тоже хочет отнять человек!

Вожак зарычал. Он сделал прыжок. И, оказавшись рядом, совсем близко от охотника, обнажил клыки. Так проще! Шея открыта. Руки слабы. Они не смеют, они не должны, они не смогут помешать вожаку. У каждого в тундре своя жизнь. Свои тропы, свое начало и свой конец. Пусть плохо будет тому, кто немощным попытается встать на тропу зверя!

Щелкнули клыки. Белолобый отлетел в воду. Там, в реке, лишь в последний миг понял, что подруга поднырнула под его прыжок, защищая человека, и через рваную рану в глотке выпустила жизнь из белолобого…

Надоевшее ожидание заставило двоих волков вернуться к месту схватки. На это они решились лишь к утру. И увидели, как человек, опиравшийся на ружье, будто па палку, садился в нарты на другом берегу реки. Второй помогал ему. Но кто с ними, волки? Нет. Ведь только собаки носят ошейники…

Впрочем, трое из них, белолобые, были так похожи на вожака стаи…