Запретное

Несмотря на громкий топот обуви по бетонным ступеням, он не опускает книгу. Я останавливаюсь на полпути в пролете лестницы и в ожидании прислоняюсь к перилам. Подо мной доносятся крики с детской площадки. Он по-прежнему отказывается поднимать голову, без сомнения, надеясь, что кто бы это ни был, он проигнорирует его и продолжит свой путь. Когда становится ясно, что этого не произойдет, он быстро кидает взгляд поверх мягкой обложки книги, чуть не выронив ее от удивления. Его лицо озаряется медленной улыбкой.

— Привет!

— Привет.

Он закрывает книгу и выжидающе смотрит на меня. Я продолжаю стоять, глядя на него и сдерживая улыбку. Он откашливается, внезапно смутившись, его щеки заливает румянец.

— Что, э-э, что ты здесь делаешь?

— Я пришла поздороваться.

Он тянется к моей руке и начинает вставать, собираясь пройти выше по лестнице, чтобы уйти из поля зрения учеников на площадке внизу.

— Все в порядке, я не останусь, — быстро сообщаю я ему.

Он замирает, и его улыбка гаснет. Заметив у меня за спиной портфель и висящую на плече сумку с физкультурной формой, он обеспокоенно смотрит на меня.

— Куда ты уходишь?

— Я на день беру выходной.

Его взгляд становится резче, а выражение лица серьезным.

— Мая…

— Всего на один день. У меня сегодня только искусство и еще какая-то фигня.

Он обеспокоенно вздыхает, выглядя встревоженным.

— Да, но если тебя поймают, ты знаешь, что могут возникнуть проблемы. Мы не можем рисковать тем, чтобы привлекать к себе больше внимания теперь, когда мамы не бывает рядом.

— Мы и не будем. Если только ты не пойдешь со мной и не используешь свой пропуск старшего шестого класса.

Он смотрит на меня со смесью удивления и неуверенности.

— Ты хочешь, чтобы я тоже пошел?

— Да, пожалуйста.

— Я мог бы просто отдать тебе свой пропуск, — замечает он.

— Но тогда я не смогу насладиться твоим обществом.

Он снова краснеет, но уголки его губ дергаются вверх.

— Мама что-то говорила о том, что появится дома, чтобы взять кое-какие вещи…

— А я и не думала идти домой.

— Хочешь побродить по улицам до трех тридцати? Я не взял с собой денег.

— Нет. Я хочу кое-куда тебя отвести.

— Куда?

— Это сюрприз. Здесь недалеко.

Я вижу, как просыпается его любопытство.

— Н-ну, ладно…

— Отлично. Возьми свои вещи. Встретимся у главного входа.

Я скрываюсь на детской площадке, пока он не успел снова начать беспокоиться и передумать.

Лочена нет целую вечность. К тому времени, как он появляется, перерыв почти закончен, и я боюсь, что его спросят о том, что он покидает здание прямо перед звонком. Но охранник едва бросает взгляд на его пропуск, когда я незаметно проскальзываю перед ним через стеклянные двери.

На улице Лочен от холода поднимает воротник своего пиджака и спрашивает:

— А теперь ты расскажешь мне, что все это значит?

Я улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Просто выходной день.

— Нам надо было это запланировать. У меня с собой всего пятьдесят пенсов.

— А я и не прошу тебя вести меня в “Ритц”! Мы просто идем в парк.

— В парк?

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую.

Парк в будний день посреди зимы предсказуемо пуст. Вокруг голые деревья и их длинные ветви на фоне бледного неба, большие участки травы с расплесканными серебряными капельками льда на ней. Мы идем по широкой центральной тропинке к лесистой местности на противоположной стороне парка, гул города постепенно исчезает позади нас. Несколько влажных скамеек усеивают пустой и заброшенный пейзаж. Вдалеке какой-то старик бросает своей собаке палку, чья активность нарушает неподвижность в воздухе. Парк кажется огромным и пустынным — холодный и забытый остров в центре большого города. Свернувшиеся листья на дорожке, уносимые легким ветерком, шуршат как наждачная бумага. Стайки диких голубей взволнованно прыгают вверх и вниз вокруг каких-то крошек и лихорадочно клюют землю. По мере нашего приближения к деревьям белки смело выскакивают перед нами, поворачивая головы и так, и этак, показывая свои глазки — большие блестящие черные бусинки, надеясь на угощение. Высоко над нами белый шар солнца, как гигантский прожектор, освещает парк холодными зимними лучами. Мы сходим с дороги и идем мимо небольшого деревца, высушенные листья и ветки под ногами трещат и хрустят на мерзлой земле. Плавно вниз спускается неровная земля.

Лочен молча следует за мной. С тех пор, как мы прошли сквозь ворота парка и оставили позади себя внешний мир, никто из нас так и не заговорил, будто мы пытаемся оставить в шумном гомоне грязных улиц и толкотни наши повседневные дела. Как только деревья начинают сгущаться вокруг нас, я ныряю под поваленным бревном, а потом с улыбкой останавливаюсь.

— Мы пришли.

Мы стоим в небольшой низине. Маленькая впадина в земле укрыта листьями и окружена несколькими оставшимися зелеными папоротниками и зимними кустарниками, окруженными кругом голых деревьев. Земля под нами — словно гобелен красно-коричневого и золотистого цвета. Даже в самый разгар зимы мой небольшой кусочек рая все еще прекрасен.

Лочен в недоумении осматривается.

— Мы здесь, чтобы похоронить тело или откопать?