Запри все двери

Для меня этот момент настал, когда я увидела пистолет. Поэтому я достаю телефон, делаю глубокий вдох, и набираю 911. Мне тут же отвечает диспетчер.

– Я хочу сообщить о пропаже человека, – говорю я.

– Имя пропавшего?

У диспетчера совершенно бесстрастный тон. Одновременно успокаивающий и выводящий из себя. Мне стало бы легче, будь он более взволнован.

– Ингрид Галлагер.

– Когда Ингрид пропала?

– Десять часов назад. – Потом я исправляюсь: – Прошлой ночью.

В голосе диспетчера наконец-то звучит эмоция. Но не та, на которую я рассчитывала, а изумление.

– Вы уверены? – говорит он.

– Да. Она ушла посреди ночи. Я узнала об этом только десять часов назад.

– Сколько лет Ингрид?

Я молчу. Мне нечего сказать.

– Она несовершеннолетняя? – допытывается диспетчер.

– Нет.

– В пожилом возрасте?

– Нет. – Я снова замолкаю. – Ей двадцать с небольшим.

В голосе диспетчера сквозит еще больше сомнения.

– Вы не знаете ее точный возраст?

– Нет. – И поспешно добавляю. – Извините.

– Значит, вы ей не родственница?

– Нет, мы…

Я колеблюсь, пытаясь выбрать подходящее определение. Ингрид сложно назвать подругой. Даже на знакомую она едва тянет.

– Соседи, – говорю я. – Мы соседи, и она не отвечает на мои звонки и сообщения.

– Где вы видели ее в последний раз?

Наконец-то вопрос, на который я могу ответить.

– В Бартоломью.

– Она там живет?

– Да.

– Присутствуют ли в квартире следы борьбы?

– Не уверена. – Жалкий, бесполезный ответ. Я стараюсь исправиться: – Насколько мне известно, нет.

На этот раз паузу в разговоре делает диспетчер. Когда он заговаривает снова, в его голосе звучит не только сомнение и изумление. Я слышу замешательство. И жалость. И каплю раздражения – он явно думает, что я попусту трачу его время.

– Мэм, вы уверены, что она не уехала куда-то на пару дней?

– Мне сказали, она съехала с квартиры, – говорю я.

– Это объясняет, почему ее там нет.

Я ежусь в ответ. В голосе диспетчера больше нет жалости. Как и замешательства. Осталось лишь раздражение.

– Я понимаю, это звучит так, будто она просто съехала, не предупредив, но она оставила мне записку, где просит быть осторожной. И еще она оставила пистолет. Мне кажется, у нее какие-то неприятности.

– Она упоминала, что ей кто-то угрожает?

– Говорила, что ей страшно.

– Когда? – спрашивает диспетчер.

– Вчера. А ночью она пропала.

– Больше она ничего не говорила? Может быть, до этого?

– Нет, но мы познакомились только вчера.

Вот и все. Диспетчер поставил на мне крест. И заслуженно. Я и сама слышу, как нелепо все это звучит.

– Мисс, я понимаю, что вы беспокоитесь о своей соседке, – говорит он, неожиданно мягким голосом, словно обращаясь к ребенку. – Но я ничем не могу вам помочь. Вы почти ничего не знаете. Вы ей не родственница. Простите за прямоту, но вы, похоже, едва с ней знакомы. Я могу лишь попросить вас повесить трубку, чтобы освободить линию для тех, кому действительно требуется помощь.

Я так и делаю. Он прав. Я толком не знаю Ингрид. Но я не та одинокая, охваченная паранойей женщина, какой могла показаться по телефону.

Здесь что-то не так. Но я не смогу выяснить, что именно, пока не найду Ингрид. И этот звонок ясно дал мне понять, что полагаться я могу только на себя.

20

Новая ночь, новый кошмар.

Я снова вижу семью. Они стоят на мосту Боу Бридж в Центральном парке, держась за руки и улыбаясь мне.

Однако в этот раз вокруг них полыхает пламя.

Я опять сижу на крыше, и Джордж обнимает меня своим крылом. Огонь поглощает моих родных одного за другим. Сначала отца, потом мать, а потом и Джейн. Их головы скрываются за языками пламени. Полыхающие силуэты отражаются в воде под мостом. Джейн машет мне горящей рукой, и отражение внизу делает то же самое.

– Будь осторожна! – кричит она, выдыхая дым.

Очень густой дым. Черный и клубящийся, такой резкий, что я чую его даже с крыши Бартоломью. Где-то внизу надрывается пожарная сигнализация.

Я перевожу взгляд на Джорджа, бесстрастно наблюдающего, как сгорают мои родители.

– Пожалуйста, не сбрасывай меня, – говорю я.

Его остроконечная морда не движется, когда он отвечает:

– Не буду.

И легонько толкает меня крылом прямо с крыши.

Я дергаюсь и просыпаюсь; в гостиной, на алом диване, окутанная липкой пеленой кошмара. Мне все еще мерещится запах дыма и пронзительный визг сирены. Как будто я не проснулась, а провалилась в другой похожий сон. Потом дым начинает разъедать мне нос и горло. Я кашляю.

И затем понимаю.

Это не сон.

Это реальность.

Бартоломью горит.

В квартиру просачивается запах дыма. Снаружи доносится звук пожарной сигнализации. Сквозь него пробивается и другой звук – глухих ударов.

Кто-то колотит в дверь.

Я слышу голос Ника.

– Джулс? – кричит он. – Где ты? Надо уходить отсюда!

Я распахиваю дверь и вижу Ника в футболке, спортивных штанах и шлепанцах. Его волосы растрепаны. Глаза полны страха.

– Что происходит? – спрашиваю я.

– Пожар. Точно не знаю где.

Я срываю с вешалки курку и надеваю ее, пока Ник тянет меня наружу. Я закрываю за собой дверь, потому что читала, что так следует делать при пожаре. Что-то насчет воздушных потоков.