Заражение

Они не разговаривали между собой, но их губы беззвучно шевелились:

Лаха-абир ла-мо-лек, Лаха-абир ла-мо-лек, Лаха-абир ла-мо-лек

Толпа слышала их и в унисон скандировала.

Все чего-то ждали. Андрей смутно догадался, что это должно быть некое жертвоприношение, о котором сказала Маша. Человеческое жертвоприношение.

У некоторых людей, которые стояли ближе к сцене, закатились глаза, остались только белки. Они раскачивали и повторяли одно и тоже снова и снова с нарастающей громкостью. В девяностых годах подобная вакханалия творилась на массовых сеансах народных экстрасенсов. Тогда люди сотнями впадали в транс, вращая головами и выкрикивая нечленораздельные слова. Возможно, здесь происходит то же самое. Относительно безвредное помешательство, на завтра о нем будет стыдно вспомнить. Впрочем, люди, которые бывали на тех сеансах, утверждали, что память скрыта полупрозрачной пеленой — то что происходило, видится им совершенно размытым, как во сне.

Совсем рядом, в паре метров он вдруг заметил здоровенного мужчину, предпринимателя, кажется, его звали Ярослав — крупный, с бычьей шеей, он шел вдоль линии скандирующих, что-то высматривая.

Они ищут его. Они знают, что он где-то рядом, но не могут найти. Тупой холод заполз в его внутренности. Если этот зомби сейчас повернет голову… Андрей поспешил отвернуться. Он заметил в дальнем углу церкви деревянную дверь — маленькую и неприметную, над которой висел значок с лестницей. Рядом с дверью никого не было.

Протиснувшись сквозь волнующиеся ряды людей, он почти добрался до цели, когда толпа вдруг вскрикнула в едином порыве. Андрей, повинуясь общему движению, обернулся.

Через боковой вход, слева от сцены, под громкие, почти невыносимые крики двое людей, одетых в балахоны, с птичьими масками на лицах, внесли на алтарь предмет, завернутый в грубую материю. Одновременно с этим распахнулись высокие двери справа от алтаря и несколько человек выкатили огромную человеческую статую с головой быка.

Все, кто находились в церкви тут же умолкли. Простертые руки статуи были обращены к пастве, пустые глазницы чудища, кажется, смотрели в душу каждого присутствующего — ОНО видело все и всех. Статуя была сделана из металла, посреди ее, в утробе, находилось большое отверстие, в котором полыхал огонь.

Выдохнув, толпа взорвалась ликованием. Даже земля под ногами задрожала, и Андрей почувствовал, как слабеют колени. Голова пульсировала от напряжения — едкий, сладковатый запах гниения и разложения заползал в каждую клеточку его существа.

Двое в птичьих масках обошли быка, поклонились, а затем возложили плащаницу на простертые руки статуи. То, что было скрыто материей, очертаниями напоминало маленького человека. Ребенка. Как раз такого, как…

Он издал протяжный вздох.

ЛАХА-АБИР ЛА-МО-ЛЕК, ЛАХА-АБИР ЛА-МО-ЛЕК, ЛАХА-АБИР ЛА-МО-ЛЕК!

Стоящие возле статуи соглядатаи скинули балахоны и, хотя маски оставались на их лицах, Андрей не смог удержать стон. Рыжие волосы ниже плеч у левого человека, рост, фигура, пропорции, движения — у него не возникло ни капли сомнения и холодный испепеляющий разряд шока заставил его с силой зажмуриться. Это была Оксана. Никаких сомнений. Она выкрала дочь из больницы и принесла ее к жертвенному алтарю. Какие дьявольские силы заставили ее так поступить?

Андрей пошатнулся. Голова кружилась все сильнее. Происходящее походило на жуткий, заранее отрепетированный спектакль, финал которого был предрешен.

Толпа требовала жертву. Толпа умоляла о жертве. Толпа сама готова была стать жертвой. Но им нужна была она. Только она. Саша.

Внезапно все стихло. Так резко, что у Андрея зазвенело в ушах. При этом, никто не подавал никаких сигналов, звонков, никто не кричал и не требовал тишины.

И тотчас, отражаясь от полукруглых сводчатых стен, отовсюду полился хриплый голос, который Андрей тотчас же узнал. Ему даже не нужно было смотреть на алтарь. Говорил Лукин. Хриплым торжественным голосом.

— Братья и сестры. Сегодня настал великий день пробуждения и единения. Сегодня мы все ощущаем себя частью одного целого. Мы вернулись в лоно Церкви судного дня и дождались суда. Все, кто сегодня с нами, весь город, от мала до велика, теперь бессмертны и вечны. Мы слышим друг друга, будто всегда так и было. Мы не задаем вопросы, потому что у нас нет вопросов. Мы не спешим домой, потому что наш дом теперь всюду. Наша задача — разнести благую весть по всему миру. Никто не сможет столкнуть нас с праведного пути, помешать свершиться страшному суду, на который мы избраны не в качестве подсудимых, но в качестве судей.

Толпа, покачивая головами, ловила каждое слово, хотя Андрей не сомневался, что все то же самое они слышали в своих головах. Потому что он тоже это слышал: чужие мысли, словно насильно царапали его мозг изнутри.

— Однако, среди нас, — продолжил Лукин, высверливая толпу взглядом, — есть те, кто не принял нашу веру. Они хотят нам помешать и пришли сюда не для всеобщей молитвы, а для того, чтобы помешать нам. Среди нас есть отступники! Найдите чужака и предадим его огню!