Заря и Северный ветер. Часть III

Ирина и не заметила, как их беседа переросла в ссору. Она помнила, что стояла у окошка и смотрела на двух девчонок, сидящих на качелях во дворе, и думала об Оле, своей школьной подруге. Время и расстояние развели их навсегда, в этом Ирина убедилась ещё несколько лет назад, когда они встретились в кафе после долгой разлуки. И всё же иногда, вспоминая юность, она зажигалась идеей написать Оле и предложить встретиться, ведь сейчас они жили в одном городе. Но всякий раз, заходя в «Розетке» на страницу, пестревшую клишированными цитатами о саморазвитии и духовном просветлении, Ирина ощущала тоскливое отчуждение. Ей захотелось поделиться этим с Владом, но он опередил её вопросом:

– Ты что готовила дома мясо?

Её окатило ледяной волной. Она осторожно обернулась. Влад стоял у раковины с растворённой нижней дверкой. Он нашёл в мусорном ведре магазинную упаковку из-под стейка.

– Да… Но я всё помыла! Всё убрала!

Влад со всей силы хлопнул дверкой и процедил:

– Ты жарила в моей сковородке убитое животное?

Ирина застыла.

– Я ведь просил тебя. Неужели это сложно? Ира! Неужели сложно уважать чужие решения? Я ведь говорил: никаких продуктов животного происхождения в моём доме.

– Прости…

– Ты достала меня со своим «прости»! Достала! Я что, не мужчина? Я кто для тебя вообще? Моё слово ноль? Зеро? Пустой звук?

– Нет…

– Во дурак! Какой дурак… – Влад схватился за голову. – Я всё надеялся найти у тебя какую-то поддержку, хоть какое-то уважение к себе! Родители никогда меня не понимали, я думал, но Ира-то не такая, она меня поддержит… Но Ире пофигу, Ира самая умная у нас.

Ей было ужасно стыдно. Ну зачем, зачем ей понадобилось готовить мясо! Почему нельзя было сходить в кафе? Она снова была виновата.

– Единственная нормальная сковородка в доме! – Влад сунул посудину в мусорный мешок и направился с ним к выходу.

Ирина, ссутулившись, бессильно опустилась на стул и прижала пальцы к губам. Она просидела в оцепенении несколько долгих минут. Она ждала. Но Влад не вернулся. Он наказал её одиночеством и ушёл к другу, живущему в нескольких остановках от них. Почти физически ощущая нехватку воздуха, Ирина поплелась в комнату. Её всю трясло, сердце норовило проломить рёбра. Она легла на спину и закрыла глаза. Дыхание сдавило режущим узлом, по телу поползли мурашки, оно всё покрылось испариной. Когда узел стал туже, комната сжалась. Ирина стала задыхаться, она была заперта в клетке с прутьями из плюша – мягкого и синтетического. Когда-то он был ярким, но сейчас стал блеклым, он был пропитан пылью. Это реальность была бредовой, но такой убедительной и явственной…

Ирина взялась за решётку, и просветы стали зарастать. Что-то между ужасом и омерзением накрыло её. Ирину обволакивало тёмное облако духоты и грязи. Каждый вдох отдавал болью – в трахее застряло что-то сухое и плотное, оно перекрыло кислород. Это была смерть. Дикий ужас объял Ирину – она умирала, прямо сейчас, совсем одна. Она не могла пошевелиться, не могла открыть глаза. Она чувствовала неминуемое приближение смерти. Выдавив из себя придушенный крик, она оторвала от матраса руки и вцепилась в грудь. Царапая её ногтями, Ирина распахнула глаза и зарыдала. Ей удалось сесть. Это уже было с ней. Она помнила эти ощущения и эту клетку. Ей нужно было спрятаться куда-то, сбежать. Ей нужно было перебороть свой страх, своё одиночество и свою смерть. Рыдая, она сползла с постели и, запинаясь, пошла в ванную комнату.

Пока она умывалась и мочила шею и руки до локтя холодной водой, дыхание немного выровнялось. Ирина плакала и шепотом вписывала себя в пространство, из которого вылетела. Так её учила делать Люба. Она почти беззвучно повторяла своё имя, возраст, адрес проживания, свою специальность. Разогнувшись и прислонившись к стиральной машинке, она стала описывать предметы, их цвета и текстуру. Острая тревога сменилась беспокойством, боль в груди лёгким дискомфортом. Тело стало тяжёлым и слабым, но оно уже не дрожало. Ирина смогла одеться и спуститься во двор. Она хотела дождаться Влада на качелях (звонить ему было бесполезно, трубку бы он не взял), но вместо этого зашагала к метро. Что-то гнало её вперёд, Ирина сорвалась на бег, затем, плохо соображая, спустилась в подземку.

В набитом вагоне, раздавленная ссорой, она глядела на поручень, вернее, на мужскую руку с необычным кольцом на большом пальце. Матово-чёрное, с мелкой серебристой строчкой, оно напомнило Ирине слова: «Можно увидеть свет, даже глядя в темноту». Наверно, она слышала их в каком-то фильме… Впрочем, это было не важно. В тот момент она осознала, что не виновата. И ей вдруг захотелось дышать, дышать полной грудью. Она выскочила на следующей же станции. Когда Ирина рванула к эскалатору, ей почудилось, будто кто-то удивлённым глухим голосом позвал её. Но она не обернулась – мало ли было Ирин в городе.