Зарубежный филиал, или Искусство жить в Израиле. Часть 2

– Потому что её удочерил Борис Пугачёв. Это раскопала одна журналистка в Казахстане, и в тамошней газете появилась статья. А через некоторое время Геннадия Бендицко-го сумел разыскать корреспондент. Геннадию воспоминания о прошлом большой радости не доставляют, и на встречу с журналистом он согласился только из вежливости. Он подтвердил, что ему всегда было известно о том, что в 1941 году его отец имел продолжительную связь с Зинаидой Архиповной Одеговой, матерью Аллы Пугачёвой. Роман отца с этой женщиной стал причиной развода Гениных родителей. Отец остался в Москве, а он с матерью уехал к бабушке в Алма-Ату. С отцом в детстве виделся нечасто. В первый раз приехал в Москву в тринадцать лет и с тех пор подолгу жил у отца. Как-то отец рассказал Геннадию, что встретил Зину 9 мая у Большого театра, где собираются ветераны. Зина зазвала домой, познакомила с дочкой Аллой, «очень способной начинающей певицей…». Беседа с журналистом продолжалась недолго. Потом Геннадий вынул плоскую фляжку с коньяком, которую принёс ради гостя, налил в пробку. Журналист от коньяка отказался, а Геннадий выпил. Со своего поста он наблюдал, как журналист спускался по длинной лестнице к трассе.

И вдруг его сзади ударили чем-то тяжёлым. Очнулся он в полицейском участке, в наручниках, избитый. От следователя узнал, что обвиняется в нападении на полицейских. Оказалось, их вызвал руководитель иешивы, который якобы видел, как какой-то светский человек приходил к охраннику. Они о чём-то беседовали, распивали спиртное из фляги. А когда посетитель ушёл, пьяный Бендицкий устроил дебош. В больнице у него обнаружили три перебитых ребра, разрыв барабанных перепонок, сломанный нос и пролом черепа. В течение четырёх лет после этого он перенёс несколько операций. Одна из них связана с отёком мозга. Вот так из здорового человека он превратился в развалину, потерял работу, перестал спать по ночам, у него постоянные головные боли, страх перед улицей. А при виде полицейской машины готов бежать и прятаться.

– Но появляются сообщения, что полиция иногда применяет силу и из политических соображений. Примерно в то же время, о котором ты говоришь, полиция арестовала видного деятеля партии «Ликуд» Виталия В. Значительная часть членов этой партии добивалась переизбрания Ариэля Шарона как лидера партии. Для проведения такого заседания Виталий собирал подписи членов центра партии. Но утром того дня заседания, на котором Виталий должен был передать эти подписи, к нему домой нагрянули шестеро полицейских с автоматами «узи», предъявив ордер на арест и на обыск. Виталий в этот момент чувствовал себя плохо, и его осматривал врач. Несмотря на замечания квалифицированного врача, капитана ЦАХАЛа, получившего почётную грамоту за спасение жизни солдат, Виталия арестовали. Его везли в полусознательном состоянии и выбирали маршрут так, чтобы не встретиться с вызванным «амбулансом». В стране поднялась волна общественного возмущения, и через четыре дня Виталия освободили, но списки с подписями исчезли. А Ариэль Шарон остался на своём посту… И я вот не могу понять: почему все эти безобразия сходят полицейским с рук? Есть ведь МАХАШ, есть суд, в конце концов!

– А что толку, что он есть? Согласно отчёту государственного контролёра, в 2002 году в МАХАШ поступило 2009 жалоб на незаконное применение силы со стороны полицейских. В следующем году жалоб стало уже 3916, из них около 65 процентов вообще не расследовалось, около 30 процентов было расследовано и закрыто по разным причинам. И никогда ни одного полицейского не привлекли к суду за рукоприкладство. И в суд не пойдёшь.

– Почему же нельзя обратиться в суд?

– Потому что в Израиле принят подзаконный акт, наделивший МАХАШ правом вето. Если МАХАШ не выдаст официальный документ о том, что полицейский заслуживает судебного разбирательства, суд иск не примет. А МАХАШ такие документы практически никому не даёт. Израильский закон гласит: «Нанёсший оскорбление словами или действием госслужащему, сотруднику религиозного суда или члену следственной комиссии во время исполнения ими служебных обязанностей подвергается наказанию в виде шести месяцев тюремного заключения».

Но трактуется этот закон весьма расширительно и избирательно. Типичным тому примером может служить дело Унгерфельда. Этот гражданин пришёл как-то к зданию полиции в Хадере с плакатом, на котором было написано, что некий тамошний полицейский – нечестный человек. Демонстрант был обвинён в оскорблении госслужащего. Суд даже не позволил ему привести факты, свидетельствующие в пользу его утверждения.

– Хорошо устроились! А МАХАШ вместо расследования преступлений со стороны полицейских на самом деле их «крышует»?