Засада. Двойное дно

В эту минуту старшина увидел вдали красный свет фонаря. Наблюдатель с дерева предупреждал о серьезной опасности.

Оставив людей Намоконова в заслоне, Смолин быстро повел разведку в глушь, выдерживая общее южное направление. К взводному подбежал Швед, сказал, захлебываясь от частого дыхания:

— Саня, останусь! У Ивана мало людей. Пусть твоя голова не болит за меня.

— Хорошо. Продержите немцев четверть часа. И уходите.

— Понял, взводный!

Швед бросился назад и, отыскав Намоконова, свалился рядом с ним. Спросил:

— Что там?

— Не знаю. Немцы. Много.

На поляну, полосуя дорогу и деревья ножами света, выскочил грузовик с солдатами в кузове. Услышав беспорядочную стрельбу и почуяв неладное, немцы посыпались вниз и цепью пошли к мосту.

Разведчики переползали от дерева к дереву, от камня к камню, били короткими очередями почти наугад. Сено давно сгорело, грузовик выключил фары, и оттого темнота казалась густой, как вар.

Но, к беде заслона, вскоре куда-то уплыли тучи, и в небе застыла круглая, как ядро, луна,

В ее свете Швед отчетливо увидел ползущего меж кустами немца — и нажал на спуск. Автомат молчал. Арон выругался. Вышли патроны, запасные диски пусты, остались только «лимонки».

Метнув из-за дерева одну за другой три гранаты, Швед вытер мокрый лоб и устало сказал Намоконову:

— Все. Надо исчезать. Они не полезут за нами в лес. Сигналь отход.

— Ладно.

Намоконов вытащил из сумки противогаза ракетницу, зарядил и внезапно передал Шведу.

— Стреляй ты, Арон. У меня еще граната. Не тащить же домой, однако.

Оба младших командира отползли назад, укрылись за толстой сосной. Намоконов швырнул на поляну «лимонку» и обернулся к Шведу. Тот вскинул руку с ракетницей, нажал на спуск, и в небо пошла, вычерчивая кроваво-красную полосу, сигнальная ракета на отход.

В тот же миг Арон вдруг неестественно дернулся, переломился в поясе и молча рухнул в траву.

Иван кинулся к товарищу. Швед не двигался. С его лба, заливая открытые, окостеневшие сразу глаза и упрямый щетинистый подбородок, черной струйкой стекала кровь.

Горкин, стрелявший из пулемета неподалеку от Намоконова, негромко выругался. Пуля задела ему руку и вонзилась в сосну, разбрызгав щепки.

— Жив? — спросил Иван.

— Ерунда. Что у тебя?

— Ничего. Отходим.

Намоконов затащил на спину тело Шведа и, не оглядываясь, пошел в чащу. Вскоре к нему присоединились Горкин и наблюдатели. Чуть позже подбежали последние бойцы прикрытия.

— Кто? — спросил Андрей у Ивана.

— Арон.

— Ранен?

Эвенк не ответил.

В версте от поляны их поджидал связной Смолина. Он быстро повел людей к ядру разведки.

Смолин, увидев мертвого Шведа, зло выругал Намоконова. Потом положил северянину руку на плечо, сказал тихо:

— Не сердись. Извини. Глупо.

Помолчав, распорядился:

— Передай тело кому-нибудь из наблюдателей. Парни засиделись на деревьях. Пусть несут по очереди.

— Они помогают своим, — кинул Кунах. — У них раненые, есть тяжелые. Я понесу.

— Хорошо. Пошли.

Немцев, связанных по рукам и ногам, сначала тащили на плащ-палатках. Затем развязали и приказали идти. Пленные мычали, крутили головами, но двигались быстро.

Испанцу даже вытащили кляп изо рта. Он семенил с величайшим старанием и явно радовался: война для него позади.

На коротких привалах он торопливо рассказывал, что дивизия потеряла девять тысяч убитыми и ранеными и осталось в ней всего десять тысяч штыков. А какие были красивые полки! В Мадриде их нарядили в голубые рубахи и красные береты, — девчонки прямо с ума сходили! Правда, это продолжалось совсем недолго, в Германии у испанцев все поотнимали и выдали защитную форму. Только одному их ротному удалось спрятать берет. На фронте было черт знает что! Пули, бомбы, вши и еще, представьте себе, голод! На рождество Франко догадался послать на передовую генерала Москардо, и тот прихватил с собой разную жратву и вино. Но рождественские подарки попали к русским, а Москардо еле унес ноги с передовой.

У капрала был один-единственный приятель — капрал Луис и, слава богу, они теперь могут встретиться, потому что Луис угодил в русский плен неделей раньше...

Он болтал бы еще, но Мгеладзе показал ему кулак, и испанец замолк.

На исходе ночи вошли в болото. Уже была видна своя передовая — редкие вспышки выстрелов, мерцание осветительных ракет.

Смолин послал Варакушкина вперед: предупредить боевое охранение. Солдат исчез в темноте.

Солнце еще не появилось на горизонте, но было уже достаточно светло, когда разведка, миновав проволочные заграждения, вошла в окопы.

Несмотря на ранний час, вся передовая приветствовала смертельно уставших солдат, дружно размахивая винтовками.

Взвод шел, ни на кого не глядя, никому не отвечая. Люди хотели сейчас лишь одного: добраться до землянок и спать.

Смолин доставил пленных к штабу полка.

Взводного тотчас увели к себе начальник штаба и его помощник по разведке.

— Сядь. Выпей, — налил ему майор водки в кружку.

Смолин покачал головой.

— Спасибо. Не поможет.

Выслушав короткий доклад взводного, майор сказал Смолину:

— Особо отличившихся представьте к наградам. И живых... и тех, кого уж нет... А теперь иди спать, Александр Романович.