Демонстранты — все люди, почти все мужчины — маршировали с факелами в руках вокруг Дворца короны. Факелы тоже дымили, и дым тяжелыми полосами висел в воздухе, обесцвечивая все вокруг и делая ночь еще более темной. Те, которые шли без факелов, несли плакаты и транспаранты с антидрал-ловскими и антиселонианскими лозунгами.
Пение — если это можно было назвать пением — началось снова, на этот раз даже еще громче. Песня была грубая, непристойная и явно направленная против Новой Республики. Громкость достигла пика, демонстранты проревели последнюю, самую колоритную и оскорбительную строчку и зааплодировали сами себе.
— Они еще долго будут так идти и идти, — сказал Микамберлекто.
Он говорил на общегале с едва уловимым акцентом, однако употреблял в речи одну-две особенности фрозианской грамматики и построения фраз, самой заметной из которых было повторение слов для пущей выразительности.
— Они будут шагать еще какое-то время, еще какое-то время, — продолжал генерал-губернатор, — но, несмотря на все их грозные намерения, я уверен, что на этом шоу закончится. Практически вы не увидите ничего нового. Они будут орать свои лозунги, потом напьются, затеют потасовки, разобьют несколько окон. И уползут туда, откуда пришли — до следующего раза. До следующего раза. Но я сомневаюсь, что сегодня на улицах будет безопасно, — Микамберлекто сокрушенно покачал головой. — Боюсь, вы не угадали, не угадали с местом проведения вашего отпуска.
Микамберлекто был фрозианцем, которые никогда не славились жизнерадостным видом. Никто не сомневался в их честности, неподкупности и усердии, но вообще это была довольно меланхоличная раса. Впрочем, в данный момент особых поводов для оптимизма не было.
— Скверно, — сказала Лейя.
— Да, скверно, — согласился Микамберлекто.
Он отошел от окна и снова уселся за свой безразмерный стол. Да, генерал-губернатор был типичным фрозианцем — высоким, долговязым и нескладным, ростом примерно на треть выше Хэна. Фрозианцы являлись практически стандартными гуманоидами, хотя и довольно вытянутыми вверх. Из-за дополнительного сустава на руках и ногах их движения на первый взгляд выглядели неуклюжими. Человеческому глазу казалось, будто у них переломаны все конечности. И в самом деле, скорчившийся в кресле Микамберлекто со скрещенными в двух местах руками представлял собой необычное зрелище.
Все тело у Микамберлекто покрывала короткая золотисто-бурая шерсть. Наружных ушных раковин не имелось, а глубоко посаженные карие глаза были широко расставлены. Нос у него находился на конце вытянутой мордочки, рот был маленьким и безгубым, он словно бы не решался соревноваться с внушительным носом. По обе стороны от носа росли длинные черные волоски, образуя что-то вроде громадных колючих усов, которые торчали далеко в стороны. Фрозианец в задумчивости поводил носом, и усы запрыгали вверх-вниз.
— И здесь всегда так плохо? — спросил Хэн.
— И да и нет, — отвечал Микамберлекто. — Хотите верьте, хотите нет, но я не сомневаюсь, что даже сейчас в Коронете на девяносто пять процентов тихо и спокойно. В четырех кварталах отсюда, наверное, даже не знают о том, что здесь очередная демонстрация. Правда, раньше я заверял приезжих, что город спокоен на девяносто девять процентов. Чем дальше, тем хуже становится. Клянусь Фрозом, если бы только можно было отменить этот саммит! Но уже слишком поздно. Слишком поздно. Делегаты уже в пути, и Новая Республика не может, не может позволить себе еще больше потерять лицо в Кореллианском секторе. Нет, мы не можем отменить саммит по торговле.
— Увы, я с вами полностью согласна, друг Ми-камберлекто, — не оборачиваясь, проговорила Лейя. Процессия с факелами продолжала свое шествие вокруг дворца. — Мы не знали, что здесь такое творится. Надо бы отменить саммит, но нельзя.
— Да в чем дело-то? — спросил Хэн, отвернувшись от окна.
От этого движения он скривился, поворот головы дался ему с некоторым трудом. Видимо, шея еще немного побаливала.
— Никто ничего толком не может сказать, — продолжал тем не менее Соло. — Вроде бы богатая планета, богатый сектор. Хватает и ресурсов, и талантов, и инвестиционного капитала. Кореллия всегда была мирной и богатой. Что произошло?
Микамберлекто красиво и выразительно повел плечами.
— У нас на Фрозе есть пословица: <Плохо, когда вопросов больше, чем ответов, однако намного хуже, когда ответов больше, чем вопросов>. Вы задаете мне один вопрос, а я могу вам предложить десять ответов, сто ответов, — он вытянул длинную руку, показывая на окно и бушующую за ним демонстрацию. — Интересно, могут ли наши <друзья> дать вам хотя бы один, всего один ответ. Лично я могу вам сказать, если угодно, что экономика переживает не лучшие времена, что люди обманулись в своих надеждах, что они озлоблены, что усилилась нетерпимость.
— Это все правда, — сказала Лейя, — но это все симптомы, а не причины.