Защитник; Охотники за автографами

— Сильно написано, — сказал он себе, заклеивая конверт.

— Несносный сопляк! — сказал себе мистер Уотсон, распечатывая его. Письмо пришло с утренней почтой, а до завтрака писатель всегда бывал в скверном расположении духа.

— Вот, Моррисон, — сказал он чуть позже. — Ответьте на это, пожалуйста. Все как обычно. Признателен, благодарю, ну, вы знаете.

На следующий день Данстейблу пришло письмо следующего содержания:

Мистер Монтегю Уотсон глубоко признателен за теплые слова в его адрес, изложенные в письме от 18-го числа сего месяца, и благодарит за них от всей души.

— Сорвалось! — воскликнул Данстейбл и отправился в «Сеймур» к своему другу Линтону.

— Писчая бумага есть? — спросил он, входя.

— Куча, — ответил Линтон. — Тебе дать?

— Достань один лист. Я продиктую письмо.

Линтон вытаращил глаза.

— А чего так? Рука болит?

Данстейбл объяснил:

— Понимаешь, Дэй собирает автографы. И просто жить не может без закорючки этого Уотсона. Не пьет, не ест, чахнет. Я вчера попытался добыть ему автограф и вот что получил.

Линтон внимательно прочитал документ.

— Так что, видишь, сам я снова написать не могу.

— Может, и не надо?

— Понимаешь, я хочу сделать Дею приятное. Он в этом семестре ведет себя, как человек.

— Ладно, валяй.

И Данстейбл начал:

Уважаемый сэр! Не могу умолчать о том, каким утешением в моей скорбной и одинокой доле служат Ваши романы…

— Слушай, — решительно прервал его Линтон, — если ты думаешь, что я подставлю под этой бредятиной свое имя…

— Нет, это не ты пишешь, а вдова, у которой два сына погибли в Южной Африке. Фамилию потом придумаем. Пишешь?

С тех пор как мои дорогие Гарри Герберт и Перси Лайонел пали жертвами этой ужасной войны, меня поддерживают лишь страницы «Души Антони Каррингтона» и…

— Он что, еще что-то написал?

— Да. «Марципан».

— Точно? Как-то глупо звучит.

— Точно. В наше время книжка должна называться странно, иначе не купят.

— Ладно. Валяй дальше.

…«Марципана». Мне очень неловко Вас беспокоить, но, если Вы пришлете мне Ваш автограф, я буду Вам бесконечно признательна.

Ваша восторженная почитательница…

— Как бы ее назвать? Дороти Мэйнард сойдет?

— Надо что-нибудь аристократическое. Может, Хильда Фульк-Посонбаи?

Данстейбл не возражал, Линтон поставил под письмом красивый росчерк с завитушками.

Миссис Фульк-Посонбаи поселили на Хай-стрит в магазине канцелярских принадлежностей. Не самый подходящий адрес для особы голубых кровей, но с хозяином магазина Данстейбла и Линтона связывала дружба, а другого человека, который согласится передать им корреспонденцию, они не придумали.

Письмо для миссис Фульк-Посонбаи пришло на следующий же день. Одного у мистера Монтегю Уотсона было не отнять: он всегда отвечал быстро.

Мистер Монтегю Уотсон выражал глубокую признательность за теплые слова в его адрес, изложенные в письме от 19-го числа сего месяца, однако выражал сомнение в том, что их заслужил. Миссис Фульк-Посонбаи вряд ли черпала утешение в «Душе Антони Каррингтона» так долго, как она утверждает, поскольку роман вышел из печати всего десять дней назад, что же касается «Марципана», о котором она отзывается в столь лестных выражениях, мистер Уотсон подозревает, что ее скорбный дух поддерживала книга какого-то другого автора, ибо он такой не писал. Впрочем, мистер Уотсон надеется, что его роман «Марс и Пан» в той же мере способен излить бальзам утешения на страждущую душу.

Секретарь Моррисон плохо спал ночью и вложил в письмо изрядную долю яда.

— Опять сорвалось! — сказал Данстейбл.

— Брось ты это дело. Ничего не получится, — сказал Линтон.

— Я попробую еще разок. А не выйдет — придумаю еще что-нибудь.

Двумя днями позже мистер Моррисон ответил мистеру Хаббершему-Морли, проживающему на Парк-лейн, дом 3а, что мистер Монтегю Уотсон глубоко признателен за теплые слова и проч. Парк-лейн, 3а был домашний адрес Данстейбла.

На этом этапе переписка между Уотсоном и Данстейблом прерывается, а их отношения переходят в личную фазу.

Вечером двадцать третьего мистер Уотсон, задумчиво прогуливаясь по собственному лесу, был возмущен зрелищем мальчика. Он не любил мальчиков даже издалека и за оградой, мальчик же в имении, пугающий его фазанов, возмутил литератора до глубины души.

Он крикнул.

Пришлец замер.

— Эй! Ты! Мальчик!

— Сэр? — Нарушитель обезоруживающе улыбнулся и с видом парижского франта приподнял кепи.

— Чем ты занимаешься у меня в лесу?

— Я не занимаюсь, я гуляю.

— Подойди сюда! — взвыл романист.

Незнакомец робко попятился.

Мистер Уотсон решительно двинулся в его сторону.

Гость юркнул за дерево.