Застава в степи

— Эдак ты и до вечера не доберешься до заготзерно, — посочувствовала ему доярка.

— А я специально подожду, когда ты на дойку уйдешь, — повернулся к ней Федор Федорович.

— У меня сегодня отгул.

— Ты лучше вот что, Анна, — обратился он к ней, — дай мне свой мешок. Я тебе вечером верну. Ну, вы, кто-нибудь, граждане хорошие, дайте свою тару.

Мешочники недовольно зароптали. Кое-кто из них стал предусмотрительно уходить от автомашины.

Синицын зло сверкнул глазами.

— Ах, вы скупердяи. Порожний мешок жалко. Вот что, орлы! Давайте дружно нарвем травы. А?..

Мы рвали траву и подавали ему, а он скручивал ее жгутом и распихивал по углам кузова.

В это время на дороге показалось еще две машины.

— По местам! — отдал я приказ, и мы все выстроились вдоль обочины, приготовив флажки. Федор Федорович подозвал к себе сына, сказал ему что-то и сдвинул кепку на брови. Потом он поглядел на приближавшиеся грузовики и громко рассмеялся. Подъехав почти вплотную к первому грузовику, машины остановились. Пыль, гнавшаяся за ними, перепрыгнула кузова и скрыла от нас толпу на грейдере. Шоферы, недовольные непредвиденной остановкой, хмуро ходили по нашим следам и недовольно принимали замечания. Один из них с насмешкой поблагодарил нас и полез в кабину. Мотор его самосвала загудел, но Генкин отец сказал водителю:

— Правильно, Иван, давай сыпь зерно на дорогу, корми вон тех тунеядцев.

— Я виноват, что на складе брезента нету? — ответил ему шофер.

— Они виноваты, — кивнул в нашу сторону Синицын. — Заставу придумали, время у нас отнимают… — Шофер неохотно повернул ключ зажигания, мотор заглох, он вылез и спросил:

— Чем заделать щель, пальцем?

— Травой, — посоветовал ему второй, который по примеру Синицына молча заделывал щели своего кузова.

Но шофер откинул сиденье, достал оттуда старый пиджак, разорвал его на две части и полез в кузов. Федор Федорович подошел ко мне и спросил:

— Ты, что ли, командир заставы? Давай мне справку.

— Какую?

— Что машины в ажуре и я могу везти хлеб до заготзерно.

— Ну и везите.

— До, следующей заставы?

— Да больше таких застав нет, — начал я уверять шофера, но не тут-то было.

— Думаешь одни вы такие умные, а другие пионеры ушами хлопают?

Пришлось вырывать из Лениной тетради листы и писать справки. В конце каждой я ставил подпись: «начальник ППЗ С. Морозов».

Когда грузовики ушли, Генка громко выдохнул:

— Хо, пронесло, — он весело посмотрел на меня. — Значит, уговорили.

— А что он тебе сказал?

— Чтобы я не ходил к Журавлеву. Сам обещал пойти. Пообещал душу из него вытрясти, но путевку получить. Вот посмотришь, если добьется, в тот же день со скотиной разделается.

Я посмотрел на друга: рот его растянулся до ушей, а в черных глазах светились блестящие кубики голубого неба.

— Машина! — раздался звонкий голос Лены…

Теперь почти все грузовики, проходя мимо людей с мешками, не теряли драгоценных зерен. И напрасно те метались с одной стороны дороги на другую, убегали далеко вперед, уходили с нашего грейдера на соседний, снова возвращались разозленные, разморенные солнцем и неудачами. Мы громко смеялись, а они хмурились.

На закате солнца нас сменило звено Сережи Крымова. «Им, конечно, легче будет, — подумал я, передавая Сергею повязку и флажок. — Во-первых, вечером будет меньше машин, во-вторых при зажженных фарах лучше видны все неровности дороги, и шофера ведут свои грузовики не на такой бешеной скорости».

Когда я рассказал об этом Крымову, тот не согласился.

— Приходите к нам на костер, сами увидите.

После ужина, захватив десяток картофелин, мы с Генкой решили проведать своих приятелей. Выйдя на грейдер, мы не увидели пламени обещанного костра. К нашему удивлению на развилке не оказалось ни одной живой души. Сначала я подумал, что Сережка с ребятами спрятался где-нибудь в кювете, и попросил Генку приказать Леопарду обследовать местность. Синицын подвел собаку к тому месту, где мы передавали звену Крымова свои повязки и флажки. Она понюхала землю, потом недоуменно поглядела на хозяина, вильнула хвостом и мирно улеглась у его ног. Пришлось нам пройти с километр от грейдера к току. Несколько раз я окликал Сережку, Генка свистел так, что у меня в ушах звенело. Но сгущавшаяся темнота, пропитанная дневной пылью, не откликалась.

Мы дошли до старого моста, перекинутого через неширокую балку. Уж если их под мостом нет, значит, бросили пост и ушли домой. Струсили! Испугались темноты! А еще в разведчиках ходят. По кювету, густо заросшему лебедой, мы спустились к мосту, и тут я наткнулся на что-то мягкое.

— Вот они, голубчики! — воскликнул обрадованно я, думая, что зря грешил на ребят. Но, нагнувшись, увидел мешок. Тесьма развязалась, и из него высыпалось зерно.

— Вот так штука, — сказал я, пробуя на зубах твердые зерна. — Целый мешок пшеницы. Как он сюда попал? — спросил я Генку.

— Тише, ты! — предостерегающе зашептал друг. — Ноги у него есть? Нет. Значит, не сам пришел.

— Ты думаешь… — Генкино тревожное настроение сразу передалось мне.

— Тут и думать нечего, — категорически подтвердил он мою догадку.