Застенчивость в квадрате

– Я сбежала втихаря, как трусиха. Без шума и криков. Уэсли, я отдала им свою юность, и бывало так, что единственное, благодаря чему я вообще держалась, – мысли о том, как я когда-нибудь уволюсь. Как выскажу все, что думаю, своему начальнику. И так и не сделала этого. – Я сдаюсь, обмякая в его руках. Он подхватывает меня и тащит волоком по коридору, а я скольжу по полу, потеряв тапочки.

– Что ж, вернись и уволься.

– Ты шутишь.

– Вовсе нет.

– Ну я же уже уволилась. Еще в апреле. Начальник мне еще всякие мерзкие сообщения присылал по этому поводу. Если объявлюсь там сейчас, они и охрану вызовут.

– Звучит как отличная история об увольнении. Кому какая разница, что ты там больше не работаешь? Если жалеешь, что не разнесла все в пух и прах, вернись и разнеси.

Наклоняю голову, размышляя.

– Хм.

– Лучше поздно, чем никогда, – напоминает он. Провокатор.

Запрокидываю голову, любуясь им.

– Прекрасная мысль.

Он фыркает со смешком.

– Я вернусь в спа-комплекс «У горы» и устрою себе увольнение мечты, если ты тоже сделаешь что-то, о чем всегда мечтал, – сообщаю я.

– Предлагаешь заключить договор?

– Да. Идеально. – Я наслаждаюсь звучанием, представляя всевидящих фей Судьбы за ткацким станком, вплетающих новый узор в гобелены наших судеб. – Нерушимый договор.

– Я всегда хотел поехать на озеро Лох-Несс, – произносит он. Не могу понять, это он просто уступает мне сейчас или говорит всерьез. Голос звучит так, будто ему очень весело.

– Когда-нибудь я брошу работу, которой у меня уже нет, а ты отправишься искать свое лох-несское чудовище, найдешь и никому не скажешь. Я поеду с тобой.

Уэсли смеется.

– Договорились. Но у меня единственное условие – никаких фотографий. Мы никогда не будем фотографировать сверхъестественное.

– Я серьезно.

– И я тоже.

– Пожмем руки.

Он крепче стискивает меня в объятиях и трясет, всю целиком. Я возмущаюсь, говорю, что это не смешно, но это неправда. В чем и признаюсь потом, потому что от недосыпа всегда говорю, что думаю.

– А что, если это просто симуляция? – бормочу я.

Он укрывает меня одеялом, заботливо взбив подушки и налив стакан воды. Готова спорить, если я когда-нибудь заболею, он принесет мне электрическую грелку и куриный бульон с лапшой.

– Уэсли, если я не закончу список дел прямо сейчас, никогда не успокоюсь. Ты не понимаешь. У меня мозг в прямом смысле не отключится.

Он включает мой генератор белого шума и гасит свет.

– У меня столько дел. Я не могу спать. Просто физически не могу спать. Даже если постараюсь.

– Мхм-мм.

– Еще одно письмо. Я быстро. У меня хорошо получается… – Глаза закрываются против воли. – У меня так хорошо получается писать письма. Это не все умеют, знаешь.

– Ты пишешь лучше всех, – с нежностью заверяет меня он, и сердце вытесняет из груди весь воздух.

– Мне нравится твоя улыбка, – лепечу я. Сейчас я эту улыбку не вижу, но слышу. – Сейчас ты улыбаешься гораздо больше, чем когда мы только встретились.

Он замирает в дверях так надолго, что мне уже кажется, что он ушел.

– С незнакомыми людьми я редко улыбаюсь, – наконец признается Уэсли. – Когда ты улыбаешься, на тебя чаще смотрят. А я предпочитаю смешиваться с толпой. Чтобы никто не замечал меня.

Чик – и оно улетает. Прощай, сердце.

– Тебя невозможно не заметить. Я бы узнала настоящего Уэсли среди целой комнаты копий. Я бы узнала Уэсли где угодно. Иди в лес прямо сейчас – и я найду тебя через полминуты.

– Я не против, чтобы меня замечала ты, – признает он под скрип двери, которую потихоньку закрывает за собой. – По крайней мере, теперь уже не против. Но только ты, хорошо?

– Добавлю условие к нашему договору, – соглашаюсь я, пожимая его воображаемую руку.

Сейчас выберусь из кровати. Никто меня не остановит. Последние вразумительные слова, обращенные к пустой комнате, звучали так: «У меня аллергия на кайенский перец. Никому не говори».

А потом раз – и уже полдень следующего дня.

Глава девятнадцатая

В 19:59 в пятницу я стою в своей спальне перед закрытой дверью, взмокнув в платье, и прислушиваюсь в ожидании стука, который может стать началом всего.

Это уже шестой наряд из тех, что я примеряла (и будь у меня время, наверное, переоделась бы еще раз), светло-розовый с узором из белых вишенок. Дешевая копия платья с клубничным принтом[9], просто очаровательного, но мне сильно не по карману, и хотя на фотографию с «Амазона» мое платье похоже весьма отдаленно, сидит оно хорошо и красиво развевается, когда я поворачиваюсь. Попытки соорудить достойную прическу тоже спокойствия не прибавили, а наоборот: заставить себя сделать высокий хвост я не могу, зная, что в итоге заработаю головную боль, а воздушная коса, как в видеоуроке, не получается. Я возилась с этим «рыбьим хвостом», пока прежде блестящие локоны не распушились так, что пришлось их снова мыть и укладывать. А так как себе я больше не доверяю, так и оставила их висеть влажными прядями.

Я никогда так не нервничала.

Но причины так волноваться нет. Это же Уэсли. Нескладный, стеснительный, неловкий, невольно очаровательный Уэсли.

Тук-тук-тук.