Застолье с визирями

– Благополучно проделывать путь – важнее, чем прибыть в пункт назначения. Не имеет значения: путь лечения это, карьерный путь или жизненный путь.

Главврач хотела продолжить разговор, но к ней бежала пожилая санитарка, махая руками. Тяжело дыша, она на ходу произнесла: «Тигренок». Гульзима, резко рванула обратно к зданию. Болат, чуть подумав, увязался за ними.

– Что с ним? – на ходу задавала вопросы главврач.

– Как Вы ушли, я зашла дать лекарство перед сном. Смотрю, он лежит. Обычно сидит, ждет меня. А тут лежит, глаза больные. Я руку потрогала, а она холодная. Хотела давление померить, а он только покачал мне, как бы показывая, что ничего не хочет, – не успевала за главврачом старая медсестра.

– Значит так надо, говоришь, – не осознавая, что произнесла это вслух, вспомнила она слова «тигренка».

– Молитву надо прочитать. Я Вам это точно говорю. Я многое видела в жизни. Позовите муллу поскорее. Молитва поможет.

– Где найти муллу? До города сколько ехать надо? Кто-нибудь умеет читать молитвы? – оглядывая территорию, взволнованно тараторила главврач.

– Я умею читать молитвы, – вызвался Болат.

С недоумением оглядывая потрепанное лицо мужчины, Гульзима болезненно кивнула, принимая его помощь. Как тонущий, она готова была сейчас схватиться за любую соломинку

– Еще моя мама умеет читать молитвы, – продолжил мужчина, правильно прочитав сомнения на лице главврача.

– Бегом за мамой, – приказала Гульзима, а сама уже мчалась к дверям.

– Вот времена настали. Раньше молитвы читали муллы, а сейчас алкоголики и больные, – покачала головой отставшая старшая медсестра.

Когда Болат с мамой вошли в палату, сопровождаемые медсестрой, то увидели, как главврач ладонями бьет по щекам неподвижного мужчину, лежавшего на кровати и никак не сопротивляющегося.

– Не смей! – зло кричала она, размахиваясь для ударов. – Не смей уходить!

Настороженно вглядываясь в спокойное лицо лежащего мужчины, на вдруг ставших непослушными ногах, еле перебирая ими, мать с сыном осторожно подходили к кровати. На последнем метре оба с криком: «Дулат!» бросились к лежащему. Гульзима ошеломляюще смотрела, как двое больных: пожилая женщина и ее сын осыпают поцелуями лицо, руки лежащего, гладят его, стараются приподнять с кровати.

***

Дулат ползком еле преодолел несколько метров до дороги. Утопая в снегу, не видя впереди ничего перед собой в темной степи, с залитыми кровью глазами, он засунул руки в карман, чтобы отогреть замерзшие пальцы. Вытащив из правого кармана теплую игрушку, радостно улыбающемуся ему в сумерках, он перед тем, как потерять сознание, тяжело дыша, прошептал: «Спасибо, Марьям»!

Глава 17 – Ожившее безмолвие

– Не понимаю я папку, – капризно проговаривала Марьям, вступавшая в переходной возраст.

– В чем не понимаешь, доченька? – Ботагоз, сохранившая прежнюю красоту, сама любовалась, как дочка становится девушкой.

Кружась по большому дому, Марьям танцевала, громко подпевая песне. Это было молодое и звонкое счастье.

– Папа и так помогает всем, детским домам, в фонды всякие деньги направляет. Зачем ему еще сторожем в доме малютки ходить, листья подметать?

– Ну нравится папе. У каждого мужчины должно быть место, куда он ходит. У кого-то это покер с друзьями по пятницам, у кого-то баня по субботам. А у твоего папы – это дом малютки, – с гордостью и любовью, довольная мужем, произносила красивая женщина, вступившая в цветущий возраст.

– Ну мог бы с нами эти часы проводить. Папа целыми днями на своем бизнесе, а еще там помогает.

– Подрастешь, доченька, я все тебе расскажу. Раскрою все секреты, – целуя и обнимая, счастливая женщина неожиданно прослезилась.

– Да и расскажи обязательно, почему папа, когда туда уходит, всегда тщательно моет руки и шею? Он же там метлу держит.

– Обязательно, Марьям. Всему свое время.

Опрятный, всегда чистый, седовласый мужчина вошел в комнату, наполненную звуками. Это было его новшество. В светлом и просторном помещении звучали, сменяя друг друга классическая музыка, шум природы, голоса женщин, поющих колыбельные на разных языках.

Подойдя к ряду шумящих от плача кроваток, он взял одного малыша на руки и стал бережно его качать. Разговаривая с ним, он низко склонял голову к ребенку. Тот постепенно затихая и прекращая плакать, что-то пытался рассказать на своем языке, жалуясь взрослому дяде на свою уже нелегкую жизнь. Вскоре малыш сладко посапывал на теплых руках крепкого мужчины.

Через час мужчина вошел в комнату, у двери которой, не разбираясь во времени, не зная часов, но чувствуя его приход, ждали дети. У таких детей интуиция сильно развита. Поэтому как только он вошел, несколько детишек с криками окружила его. Один самый бойкий, не боясь, первым запрыгнул к нему на шею и не торопился слезать. Радуясь своей победе над остальными детьми, он заливисто смеялся и все время приближал свои большие глаза к лицу смеющегося мужчины.

– Что же ты так близко уставился на меня, малыш?

– Я хочу запомнить твое лицо, дядя Болат, чтобы встретив тебя на небесах, я смог узнать тебя и еще раз поблагодарить.

Эпилог