Застрянец (СИ)

Кривоносый вертел в руке колоду карт, Архип — пистолет. Я сидел за игорным столом и смотрел на дверь. Та открылась, внутрь вошли Дементий и рыбак. Мужик с крепкими руками, щетиной и приплюснутой причёской жирных волос. Его звали Добрыня. Он носил куртку и грязные синие штаны. Выглядел встревоженно, оглядывался по сторонам и тяжело дышал. А увидев меня, разволновался ещё сильнее.

— Садись!

Послушавшись, Добрыня подошёл к столу, сел.

— Господин, это Добрыня, — встрял Дементий. — Это тот рыбак, про которого…

— Я понял, — смирил я Дементия взглядом и посмотрел на рыбака. — Зачем пришёл?

— Ну… дело есть…, — тот пожал плечами. — Водички нет?

Кривоносый плеснул Добрыне вина, дал табака, Добрыня успокоился.

— Боцман со своими чертями воду баламутят! — изрёк рыбак.

— Как это?

— Сами, черти морские, оплошали, а сейчас мужиков подбивают.

Боцман и ещё шесть рыбаков работали в доках у Ростопчиной, рыбачили на её лодке. Боцман оказался хитрожопее остальных, одной зарплаты ему показалось мало, и он нашёл способ, как часть улова сбывать на сторону. Скидывал рыбу на берег, почти никогда не выполнял план, не получал премии, зато жил и поживал получше других.

Почти год Ростопчина терпела выходки этих придурков, а потом выгнала на мороз. Нехер. Больше трёх месяцев Боцман и морские черти прожирали свои золотые запасы. Те подошли к концу, и нет бы делом нормальным заняться, репутацию восстановить, нет, раскрылась в нём криминальная жила. Теперь Боцман хотел лёгких денег. На кораблях пускай лохи вкалывают, он по-другому может.

— Боцман ходит по барам, — сказал Добрыня, — ишак, неблагодарный! Вы нам условия улучшили, спасибо, господин Глинский, а он?! Водоросль гнилая! Ходит, скот, и подбивает мужиков на грабёж Ростопчиной! Я это лично от него узнал. Пивом меня угостил, задушевные разговоры вёл, в доверие втёрся, а потом и предложил.

Ничего нового Боцман не придумал. Схема та же, только участие его команды ограничивалось сушей. Хотя аккуратнее стал. Предложил рыбакам, которые выловили лишнюю рыбу, скидывать часть ему. Те и премию получат за выполнение плана, и процент от тёмных делишек Боцмана. Добрыня — рыбак-божий одуванчик не стал мириться, что Боцман будет Ростопчину обманывать, решил всё рассказать.

— Ясно.

Ясно, то ясно. И что? Ну проблемы у рыбаков с Ростопчиной. Мне-то чего? Смысл впрягаться?

Даже если она ещё пять-десять мурзиков уволит, с меня не убудет. На пару сотен больше, на пару меньше.

Другое дело, что план у Боцмана был совсем говённый. Нужно было сразу человека надёжного найти, желательно примазать его, взяточку дать, дело вместе провернуть, чтобы тот соскочить не мог. Боцман же, голодранец жадный, ходил и всем подряд дело предлагал.

Если узнал я, узнает и Ростопчина. А характер у неё взрывной. Возьмёт, да одним махом всех моих рыбаков уволит.

И что тогда?

Нет, я-то с голоду не подохну. Отчасти меня кормит район, плюс в ближайшее время я на самую крупную кормушку присяду. Денег Ростопчиной, кончено, жалко, но я переживу. А мужики? Из-за одного дебила все работы лишатся?

Чёрт, с каких это пор меня стали парить неотёсанные рыбаки?! Плевать на них, пускай разбираются как хотят! Или не плевать? Херня какая-то…

— Всё понятно, Добрыня, — я посмотрел на Архипа.

Архип понял меня без слов. Достал сотенную купюру и положил на стол. Оголодавший рыбак округлил глаза и медленно, будто боялся, что купюра сорвётся, подтянул к себе.

— Спасибо, господин!

— Где Боцмана найти?

… … …

Доки, конечно, были самым убогим районам из всех. Причём хуже — в разы. Даже хуже моего. Сейчас-то я, ладно, подлатал его, сжалился над холопами и денег чуток вложил, подшаманил рынок, водопровод, канализацию, дороги, но ведь и до этого мой район давал докам фору.

Доки — это тёмное, влажное и вонючее место. Притом что денег там водилось немерено. Если я почти десяток портфелей с наличностью насобирал, то что сказать про Ростопчину? Небось, пластами у себя в комнате укладывает, как утеплитель. Хоть чуть бы расщедрилась. Улицы почистила, канализации и сливные канавы, вонь стоит — блевать охота.

А может это ход такой? Специально говном обмазалась, чтобы к ней лишний раз не совались?

Раньше Боцман жил в моём районе, а после того как его за воровством застукали, переехал на окраину доков. Вот здесь с мужиками мы и стояли.

Двор с щербатым забором, чавкающая земля, исхудавший пёс, который не то что гавкать, еле-еле цепь за собой таскал. Дом — покосившийся сарай, но на крепких брёвнах. Крыша, окна, дубовая дверь. Постоит ещё.

Ботинком сорок восьмого размера Архип долбанул в дверь, мы завалились внутрь и вытащили мушкеты.

— Драсте! — сказал я, осматривая рыбаков.

Боцман сидел за столом возле печи и нарезал ножом колбасу. Бородатый, нос картошкой с залысинами. Морда здоровая и наглая, а взгляд агрессивный. Он был единственным, кто не рыпнулся, когда мы ворвались, продолжил нарезать колбасу, поглядывая из-подо лба.

Остальные рыбачки были не такими смелыми. Увидев мушкеты, успокоились, расселись по лавочкам, одному места не досталось, тот был не прочь посидеть на полу.