Заступница: Адвокат С. В. Каллистратова

И тут мне помогли неожиданно ворвавшиеся в так и не запертую входную дверь мои внуки Руся и Кузя — четырех и трех лет от роду. Они жили на той же площадке. Моя невестка, не подозревавшая, что идет обыск, поехала с новорожденным третьим сыном к своей матери, а старших, как всегда, отправила «к Соне». Свою дверь она захлопнула и уехала на лифте, поэтому девать детей было уже некуда. Ребята были очень бойкие, вернее, буйные, они тут же облепили незнакомую «тетю», начали к ней приставать: «Почитай нам, поиграй с нами». Поддавшись их напору, дамочка уселась с ними в средней комнате (за мной она к этому времени ходить уже перестала). Хватило ее минут на тридцать, после чего она попросила меня их утихомирить и пошла в кабинет к своим коллегам, которые мучались с содержанием огромного, во всю стену до потолка, книжного шкафа. И даже дверь за собой плотно закрыла, чтобы не так сильно мешали крики и визги детей. А я осталась играть с мальчишками и прикидывать, куда девать «самиздат», — уж очень обидно было все отдавать. Вспомнила другую книжку своего детства — про Таню-революционерку, которая, увидев из окна приближающегося жандарма, бросила типографский шрифт отца в кувшин с молоком.

Дамочка несколько раз заходила, просила, чтобы дети вели себя потише, а потом велела освободить эту комнату для осмотра (в комнате на полу уже лото было развернуто, игрушки разбросаны — типичный детский разгром). «Они» к тому времени видно поняли, что ничего для них интересного в доме нет, начали звонить по телефону, что-то обсуждать. А я схватила большую сумку и стала в нее с «самиздатовских» полок все подряд кидать. Сверху прикрыла каким-то зайцем или мишкой, отнесла в Галину комнату и вывалила все за пианино. Потом вернулась, загрузила в сумку почти все оставшееся, взяла за руки мальчишек — и опять все за пианино вместе с сумкой засунула. Ну, конечно, кое-что спрятать не успела. В основном переплетенные Димой — отцом Руси и Кузи — стихи: ксерокопию стихов Гумилева, перепечатки Хармса, Цветаевой, Горбаневской, какие-то малопристойные частушки про Брежнева. Следователь начал радостно все это хватать и запихивать в мешок. Попыталась я возражать: «Ну как же Гумилев мог в 1913 г. порочить наш советский строй? Почему вы его стихи у меня забираете?» — «А это перепечатка с зарубежного издания. Через кого вы из-за границы книги получаете?» Забрали еще две пишущие машинки, все до одной записные книжки — мои и мужа, письма моего отца на французском языке. Когда они ушли, я стала ревизовать — что же за пианино уцелело. Там оказались и Солженицын, и Евгения Гинзбург, и Авторханов, и Зиновьев, и несколько номеров «Хроники», и многое другое, о чем я даже не помнила (в точности, как любила повторять Софья Васильевна, когда какая-нибудь книжка или бумажка терялись: «Ничего, при обыске найдется»).

Мама не осудила меня за эти «игры», хотя мое поведение было совсем не в ее стиле: она предпочитала открытость действий и никогда не пыталась при обысках «хитрить». Смеялись мы с ней до слез, когда я ей рассказывала про участие в обыске ее правнуков. Особенно она радовалась, что за пианино спасся первый том романа «В круге первом», напечатанный на машинке, с автографом: «Софье Васильевне Каллистратовой и Дине Исааковне Каминской, восхищаясь их мужеством и чувством времени». Второй том — с точно такой же надписью — был отдан Каминской, так как двух экземпляров, для обеих, у Александра Исаевича в то время не было. Так же был спасен и том «Августа четырнадцатого», прекрасно «изданный» (в четырех экземплярах) и подаренный маме Сергеем Александровичем Тиме, с богатыми иллюстрациями, перефотографированными им из газет и журналов времен первой мировой войны.

Под следствием

Но вообще-то было не до смеха. Галя стала пугаться при каждом звонке в дверь, боялась спать одна в комнате. А главное — начались изнурительные допросы Софьи Васильевны в прокуратуре, уже по ее собственному делу 49129/65-81. Меня мама отказывалась брать в «сопровождающие». На Лубянку ее возил на такси до своего ареста Ваня Ковалев, а в прокуратуру в основном Евгения Эммануиловна Печуро. Как-то раз допрос совпал с обыском у Евгении Эммануиловны. Тогда маму повез Федор Федорович Кизелов, который после ареста Леонарда Терновского отчасти заменил его, опекая Софью Васильевну при поездках на улицу Воровского. Иногда ее сопровождала Людмила Терновская.