Когда Софья Васильевна согласилась помогать мне в переписке, я стал приносить к ней получаемые мною письма целыми сумками. Она отвечала на них, давала юридические и просто житейские советы, основанные на ее богатом жизненном опыте. Потом я подписывал эти письма (после обсуждения с нею), она их отсылала. Конечно, и она не была способна сделать чудо. Но все же письма не оставались без ответа. Это уже было кое-что, хотя бы в моральном смысле. Софья Васильевна оставляла у себя письма и копии ответов. Но весь этот архив через несколько лет попал в КГБ — он был конфискован при одном из обысков у Софьи Васильевны <…>
А. Романова
Опора и защита
С Софьей Васильевной я познакомилась в 1977 г., до этого много слышала о ней как о незаурядном, смелом адвокате, честно выступавшем на «открытых» политических процессах, куда далеко не всегда попадали даже самые близкие родственники подсудимых.
Не по своей воле в 1976 г. Софья Васильевна ушла на пенсию. Официально. Из Московской коллегии адвокатов. Но вся жизнь ее до рокового декабрьского дня 1989 г. — титанический труд именно защитника, помощника, опекуна огромного числа людей. В комнате ее на улице Воровского всегда были посетители: друзья, знакомые, совсем незнакомые люди со своими нуждами и нуждами близких. Число людей, которым Софья Васильевна помогла добрым, разумным советом, своим — всегда! ко всем! — добрым участием, я думаю, исчисляется многими сотнями. Я (и не только я) лишь диву давались: откуда у нее столько сил?
Все, что мы знали: как вести себя на допросах, на обысках, на работе (многие из нас подвергались всевозможным преследованиям на службе), — мы знали от Софьи Васильевны. Высочайшая юридическая квалификация, замечательный ум, абсолютная доступность, удивительная всесторонняя одаренность, прежде всего одаренность добротой, притягивали к ней колоссальное число людей. Такого смелого, отзывчивого адвоката, как она, наверное, больше не было.
Мне приходилось не раз искать адвокатов для политзаключенных. И не только по политическим делам: была такая практика с 1978 г. — перед окончанием срока политзаключенных возбуждать против них фальсифицированные уголовные дела. Я приходила к Софье Васильевне, она брала со вздохом изданный список адвокатов Московской коллегии и, пролистав его, выбирала немногих, к которым стоило обращаться. А дальше… Лучше не вспоминать… Одни из них, услышав ссылку на Софью Васильевну, вздрагивали и спешили закончить разговор; другие, понимая, какой предстоит процесс, отговаривались другими неотложными делами; третьи честно признавались, что из страха за такое дело не возьмутся. Найти адвоката на такой процесс было неимоверно трудно, тем более что ехать надо было в места весьма отдаленные. Иногда за риск некоторые из них просили очень большое вознаграждение. Но в редких случаях бывала действительно честная, принципиальная защита человека невиновного. Софья Васильевна следила за всеми известными в кругу правозащитников процессами и очень радовалась, когда неожиданно молодой, малоизвестный адвокат выступал в процессе квалифицированно и честно. И бескорыстно.
Одна моя знакомая, адвокат, много раз говорила мне, что не может же любой человек, не имеющий медицинского образования, лечить людей, а почему-то защищать права людей берутся и без юридического образования. У Софьи Васильевны был абсолютно противоположный взгляд на это. Защищать, отстаивать элементарные человеческие права может, считала она, каждый, у кого есть нравственное отношение к жизни. А чтобы делать это юридически грамотно в стране, где и Уголовный кодекс и вся процессуальная машина работают не на права людей, Софья Васильевна призывала учиться и сама учила, направляла очень многих.
«Диссидент, правозащитник должен всегда переходить улицу на зеленый свет», — говорила она. При имеющемся Уголовном кодексе и практике его применения любой неверный шаг мог привести правозащитника на скамью подсудимых. Известно дело Мальвы Ланды, которая за неосторожное обращение с огнем, не повлекшее никаких тяжелых последствий, была осуждена на ссылку только потому, что являлась членом Хельсинкской группы. Или дело Татьяны Трусовой о тунеядстве!
Степень участия Софьи Васильевны в судьбах людей была наивысшей. Для многих она стала просто очень близким, родным, любимым человеком. Совсем уже больная, в 1988–1989 гг. она выступала публично, рассказывая о работе Хельсинкской группы, о правозащитном движении. Ее выступления были самыми яркими и точными. Но она не рассказывала, с каким трудом создавались эти документы, как устанавливалась достоверность фактов, особенно если речь шла о лагерях. С какой осторожностью, уменьем и риском, по крупинкам добывались они… Сколько нужно было выслушать людей, самых разных, чтобы установить истину.
Известность и авторитет Софьи Васильевны среди заключенных были очень значительны. Я знаю случай, когда бредовая идея одной политзаключенной была отвергнута, в том числе и ею самой, одной-единственной фразой: «Софья Васильевна сказала, что это не так».