Застывшее эхо

Пожалуй, навеки угасла только та скромненькая химерка, во имя которой мы затевали свою капиталистическую революцию.

Мы отказались от всего восхитительного в нашем прошлом, поскольку им оправдывалось ужасное. Вместо того чтобы восхитительным восхищаться, а ужасному ужасаться, мы все перемешали в общую несъедобную бурду. И, с содроганием отвернувшись от этой бурды, провозгласили, что мы «нормальная», то есть заурядная, европейская страна. Конечно, отставшая, то есть похуже прочих, но мы поднапряжемся и сделаемся совершенно заурядными. Наша революция рубежа девяностых и впрямь пошла особым путем – она совершалась не во имя каких-то прекрасных грез, но ради стремления к ординарности.

И много ли уважения, не говоря уже о любви, мы обрели у доминирующей цивилизации? Прежде нас хотя и побаивались, но зато и видели какую-то тайну, какой-то нераскрытый, а во многом и раскрытый потенциал – не зря же кумиры левой интеллигенции стремились отметиться в сталинском кабинете, к Гитлеру что-то никто из них не заехал, как их ни любят отождествлять их духовные потомки. Но раз уж вы сами объявили, что вы такие же, как все, только похуже… Зачем нам ухудшенная копия, когда у нас есть оригинал – мы сами?

Сложившаяся цивилизация не будет смотреть на новичка сверху вниз, только если он предъявит ей что-то НЕВИДАННОЕ. Каждому новому претенденту на место в ее рядах она дает понять: принеси то, не знаю что, но только что-то такое, чего нет у нас самих.

Образ Советского Союза был сложен из черно-белых кусков, как надгробие Хрущева, сотворенное Эрнстом Неизвестным, но каким-то обаянием этот образ обладал, пугающим и влекущим. Теперь, когда мы покрасили себя в ровный серый цвет, от нашей магии не осталось ничего. Да посмотреть хотя бы на наши вывески – смесь лакейского с американским: «Вижен сервис», «Эдука-центр»…

Сегодня России больше нефти необходима красивая сказка – не агрессивная, но созидательная. Нашей перестройке следовало стать прежде всего не перестройкой экономики, но перестройкой сказки. Не уничтожением ее, но реинтерпретацией. Однако этот шанс мы, похоже, надолго профукали.

Остановиться, оглянуться

Примерно сто тридцать лет назад в России были введены «временные правила» об ограничении прав евреев и установлены ограничения по их приему в учебные заведения – есть повод задуматься.

Антисемитизмом часто считают беспричинное желание чинить евреям неприятности или хотя бы тормозить их карьерный рост. Однако неприязнь не бывает беспричинной – в ее основе всегда лежит соперничество. Введение процентной нормы не было исключением. Отведенные еврейским учащимся десять процентов в черте оседлости, пять процентов в остальных частях империи и три процента в столицах должны были оградить пока еще «неразбуженное» (Солженицын) прочее население от еврейской конкуренции.

Царское правительство полвека старалось включить евреев в «нормальную» жизнь, но чуть треснул обруч кагала, тут же принялось за политику дискриминации, всегда и всюду укрепляющую духовную изолированность национальных меньшинств. Разумеется, незаторможенный порыв еврейской молодежи к светскому образованию привел бы к повышенному ее присутствию в интеллектуальной элите, но – дети еврейских «выдвиженцев», а тем более их внуки перестали бы быть евреями или, по крайней мере, выделялись бы своими политическими взглядами ничуть не более, чем успешнейшее немецкое меньшинство.

В Соединенных Штатах Америки еврейские эмигранты тоже очень активно устремились к образованию и социальному успеху, что и там не могло не вызвать воркотни о еврейской угрозе. У государства, однако, хватило ума не поддерживать этот – подчеркиваю – естественнейший протест, и эффект хоть и не очень быстро, но дал о себе знать. В 1940 году в смешанных браках состояло три процента американских евреев, а к 1990 году их доля превысила половину. Политика пряника оказалась эффективнее политики кнута, соблазн оказался сильнее угрозы. Заставив же евреев пробиваться сквозь государственные препоны, которые ощущались ими как оскорбительно несправедливые, правительство своими руками порождало антигосударственные настроения еврейских радикалов – что в свою очередь укрепляло его уверенность в мудрости дискриминационной политики.

Я не собираюсь обсуждать, способствовало бы или нет процветанию России массовое выдвижение евреев на видные места, – настолько ясно, что такого быть не могло: ни один народ никогда не смирится с доминированием какого бы то ни было национального меньшинства, не согласится считать себя проигравшим в собственной стране. Но обретать успех в межнациональной конкуренции неизмеримо плодотворнее на творческом, а не на силовом поприще!