Я пел о Гиацинте, самом прекрасном из мужчин. Западный Ветер Зефир тоже полюбил его, но я отказывался делить с ним даже секунду из жизни Гиацинта. В порыве ревности я угрожал Зефиру. Я осмелился бросить ему вызов: сможет ли он вмешаться?
Я пел о дне, когда мы с Гиацинтом метали диски в поле, о том, как Западный Ветер изменил курс полета диска — и он попал прямо в голову Гиацинту.
Чтобы Гиацинт продолжал существовать в солнечном свете, там, где и должен был, я создал из его крови цветок гиацинт. Я считал, что за произошедшее ответственен Зефир, но моя собственная мелкая жадность послужила причиной смерти Гиацинта. Я излил свою печаль и принял вину.
Я пел о своих неудачах, своем навеки разбитом сердце и одиночестве. Я был худшим из богов, самым виноватым и самым невнимательным. Я не смог стать возлюбленным лишь одного человека. Я даже не смог выбрать, богом чего мне стать. Я продолжал переходить от одного навыка к другому, рассеянный и неудовлетворенный.
Моя жизнь в качестве бога была обманом. Моя крутизна — притворство. Мое сердце — куча окаменевшего дерева.
Мирмеки, находящиеся вокруг меня, рухнули. Само убежище начало дрожать от горя. Я нашел третью герань, затем — четвертую.
В конце концов, сделав паузу между куплетами, я услышал слабый голос впереди: плач девочки.
— Мэг! — я прервал свою песню и побежал.
Она лежала посреди огромной кладовки для еды, точно так, как я это и представлял. Вокруг нее были нагромождены туши животных — коров, оленей, лошадей. Все они были заключены в затвердевающую вязкую массу и медленно разлагались. В нос хлынул поток запахов.
Мэг тоже была окутана, но она давала отпор с помощью гераней. Несколько листиков проросли сквозь тончайшие части ее кокона. Кружевной воротник из цветков держал ее лицо подальше от липкой жижи. Ей даже удалось освободить свою руку благодаря бурно растущей розовой герани под ее левой подмышкой.
Ее глаза были влажными от слез. Я подумал, что она была напугана, возможно, ей было больно, но когда я опустился перед ней на колени, ее первыми словами были:
— Прости меня.
Я смахнул слезинку с кончика ее носа.
— За что, милая Мэг? Ты не сделала ничего плохого. Это я подвел тебя.
Она подавила рыдания.
— Ты не понимаешь. Эта песня, которую ты пел. О боги… Аполлон, если бы я знала…
— Так, тише, — у меня так саднило горло, что я практически не мог говорить. Песня практически лишила меня голоса. — Ты просто реагируешь на горе в музыке. Давай-ка освободим тебя.
Пока я обдумывал, как это сделать, глаза Мэг расширились. Она издала хныкающий звук.
Волосы у меня на затылке встали.
— У меня за спиной муравьи, не так ли?
Мэг кивнула.
Я повернулся в тот момент, когда четверо из них входило в пещеру. Я потянулся за колчаном. В нем была лишь одна стрела.
Глава 28
Совет для предков:
Не давайте личинкам
Стать муравьями
МЭГ БИЛАСЬ В КЛЕТКЕ ИЗ СЛИЗИ.
— Вытащи меня отсюда!
— У меня даже ножа нет! — мои пальцы наткнулись на струну укулеле на моей шее. — В принципе, у меня есть твои клинки, вернее, кольца…
— Тебе не нужно меня вырезать. Когда муравей бросил меня здесь, я уронила пакетик с семенами. Они должны быть где-то тут.
Она оказалась права: у ее ног валялся смятый мешочек.
Я аккуратно двинулся к ней, одним глазом следя за муравьями — они стояли вместе у входа, будто не решаясь подойти ближе. Возможно, след из мёртвых муравьёв, ведущий в эту комнату, прибавил собратьям нерешительности.
— Милые муравьи, — сказал я. — Замечательные, спокойные муравьи.
Я присел и поднял мешочек. Мельком посчитал семена. Осталось полдюжины.
— Что теперь, Мэг?
— Кинь их в слизь, — сказала Мэг.
Я указал на герань, торчащую из её шеи и подмышек.
— Сколько семян сделало это?
— Одно.
— Но такое количество задушит тебя. Я превратил слишком много дорогих мне людей в цветы, Мэг. Я не…
— ПРОСТО СДЕЛАЙ ЭТО! Муравьям явно не понравился её тон. Они двинулись вперёд, щёлкая челюстями. Я вытряхнул семена герани на кокон Мэг, затем натянул тетиву со стрелой.
От одного убитого муравья не будет никакой пользы, тем более если остальные три порвут нас на части, так что я выбрал другую цель — выстрелил в свод пещеры, прямо над головами муравьёв.
Это была отчаянная идея, но, вроде, раньше я успешно обрушивал здания стрелами. В 464 году до н. э. я вызвал землетрясение, попав по линии разлома под нужным углом и уничтожив большую часть Спарты. (Мне никогда особо не нравились спартанцы.)
В этот раз мне повезло меньше. Стрела вонзилась в землю с глухим звуком. Муравьи сделали ещё один шаг, кислота стекала с их жвал. Позади меня Мэг изо всех сил старалась высвободиться из кокона, теперь покрытого густым ковром фиолетовых цветов.
Ей нужно больше времени.
У меня закончились идеи, так что я стащил носовой платок с бразильским флагом с шеи и начал размахивать им, как помешанный, пытаясь воззвать к своему внутреннему Паоло.
— НАЗАД, ДОЛБАНЫЕ МУРАВЬИ! — кричал я. — БРАЗИЛИЯ!