Теперь эта молодая женщина вдруг превратилась в голове Свавара в реального человека, хотя он в глаза ее не видел; в человека, который где-то сидел и ждал смерти.
В то же время им управлял инстинкт самосохранения. Прежде всего, нужно спасать самого себя. Даже в мыслях он не смог бы ради ее спасения сесть в тюрьму, пожертвовать мечтами о лучшей жизни в теплой стране, позволить в одночасье рухнуть своим планам.
Он попытался заснуть, но не вышло. И теперь сидел у окна, глядя в небо.
Сколько сейчас времени, Свавар не знал. Давно выключил мобильный и выдернул из розетки домашний телефон. После корреспондентки, которая приходила прошлым вечером, он ни с кем больше не разговаривал.
Корреспондентка.
Мысль пронзила его как молния.
Он мало разбирался в работе журналистов, но знал, что они никогда не сдают свои источники. Никогда. Как же ему раньше не пришло это в голову?
Просто, как все гениальное.
Он обретет душевный покой, переложив ответственность на корреспондентку. Она ничего о нем не расскажет, но, разумеется, должна будет сообщить полиции о бедной девушке.
Свавар вернулся к жизни. Даже проголодался. И решил сходить на причал, посмотреть, нельзя ли там купить какой-нибудь рыбы. Что-то простое и гениальное, под стать этой замечательной идее.
Телефон лежал на кухонном столе. Он включил его и быстро нашел сообщение, где Исрун оставила свой номер. После него Свавар получил еще море сообщений, большинство от Палли Полицейского и прораба Хакона. Обязательно перезвонит им, после того как свяжется с Исрун; он готов был снова приступить к работе.
Свавар набрал номер ее телефона.
Исрун была на полпути в гостиницу. Она стояла на Ратушной площади и смотрела в сторону церкви. Немного проголодалась и думала заморить червячка, заказав пиццу в одном из ближайших ресторанчиков. Но сначала хотела посмотреть церковь, посидеть там, немного расслабиться. Никогда не считала себя особо верующей, но в последние месяцы все изменилось.
Теперь ей хотелось верить. Хотя она и не знала, как к этому подступиться, как обрести веру после стольких лет безверия. Наверное, для начала нужно чаще бывать в церкви.
Она не часто посещала службы, но любила зайти в церковь, когда там ничего не происходило. Просто посидеть на лавочке и насладиться тишиной.
Исрун медленно и тяжело поднялась по ведущим к церкви крутым ступеням, сказывалась накопившаяся за трудный день усталость. Церковь была открыта, но внутри никого не видно.
Вздохнув, она села на предпоследнюю скамью и смогла наконец расслабиться. Закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать. Особенно о событии, которое полтора года назад произошло в Акюрейри и заставило ее переехать на юг, устроиться на работу в новостной отдел. Старалась также не вспоминать поездку к Катрин в Ландэйяр. Травма, полученная в Акюрейри, стала для нее тяжелым ударом, однако она смогла восстановиться, приложив для этого немалые усилия и отрицая сам факт произошедшего. После встряски от посещения Ландэйяра она снова оказалась в нокауте. И снова попыталась прибегнуть к отрицанию, но эффект был кратковременным.
На некоторое время ей все же удалось избавиться от мыслей об этих событиях, но очистить ум или расслабиться не получилось; вместо этого вспомнился разговор с Моной, грустной и усталой женщиной, показавшейся ей такой отрешенной. Вдруг у нее возникло ощущение, что в рассказе Моны что-то плохо согласуется. Какая-то маленькая деталь.
Сообразив наконец, что это за деталь, она шумно вскочила с церковной скамьи, радуясь, что в церкви, кроме нее, никого нет.
Исрун опрометью сбежала по ступенькам церкви. Нужно было как можно скорее оказаться у Моны, и лучше до прихода Логи и Йокуля.
В дороге у Исрун зазвонил телефон.
Она остановилась и посмотрела на экран.
Номер был незнакомый.
Этот разговор можно отложить до лучших времен.
Вскоре она уже стояла у дверей Моны. Нажала на кнопку звонка, ждать долго не пришлось.
Мона впустила ее в дом и хмуро сказала:
– Я была уверена, что вы вернетесь. Я чем-то себя выдала, да?
Исрун кивнула.
– Хорошо, тогда вы услышите всю правду, – пообещала Мона, и будто камень упал у нее с души.
15
Не проходило и дня, чтобы Гудрун не думала о Гойти.
Она работала в Рейкьявике в крупной компании, выпускающей программное обеспечение. Рабочий день был долгим, работа требовала большого внимания, тем не менее в суете дня Гудрун то и дело возвращалась в мыслях к брату и, конечно, к матери. Обоих она лишилась слишком рано. Оба наложили на себя руки, хотя ни на ком из них не было никакой вины. Отец Гудрун и Гойти тоже умер, но это случилось еще до того, как Гойти лишил себя жизни. Теперь остались только она и их старший брат, однако особой близости между ними никогда не существовало. Он был намного старше. Гойти же всегда тесно общался с Гудрун и обращался к ней, когда ему было плохо в школе.