- Я не продаю свои работы.- Скульптор слегка покраснел. - Я вам хорошо заплачу. - Деньги меня не интересуют. - Я поменяю их на любую икону. - Это становится интересным. Зачем вам фотографии? - Тогда не хочу, чтобы вы их кому-нибудь показывали. - Ценю вашу щепетильность. И все же мой ответ - нет. - В таком случае я буду вынужден прекратить наше знакомство. Колдаев убрал фотографии в пакет. - Что ж, если дело так серьезно, то даю вам честное слово, что никому их не покажу. Вас это устроит? - Я бы предпочел иметь снимки при себе. - Я и так вам много уступил. Что будете пить? - Сок. Хозяин пожал плечами, открыл бар и достал бутылку. - Знаете, Борис Филиппыч,- сказал он, цепляя на кончик вилки соленый рыжик,сколько лет мы с вами знакомы, я ничего не могу понять. Странный вы, ей-богу, человек. Я вас иногда даже боюсь. Вина вы не пьете, в хорошей еде толка не понимаете, женщинами не интересуетесь, наркотики не употребляете, к деньгам и дорогим вещам равнодушны. Разве что табак любите, но, согласитесь, для полнокровной жизни этого мало. Люппо поморщился. - Что вы понимаете в полнокровной жизни? - Да мне как-то жаловаться не приходится. Во всяком случае, удовольствий хватает. -- Для художника признание убогое. Хотя в ваших устах оно меня не удивляет. - Вы хотите меня оскорбить? Борис Филиппович достал трубочку. - Вы никогда не задумывались о том, почему в той же живописи, архитектуре или литературе нет ничего близкого к уровню средневековья или Возрождения? Ни одного из художников нашего времени рядом нельзя поставить с Леонардо или Микеланджело. Ни одно современное здание не сравнится с храмом Покрова на Нерли, ни один писатель - с Шекспиром. - И почему же? - спросил Колдаев насмешливо. Его всегда забавляло, когда он слышал дилетантские рассуждения об искусстве. - Людская порода измельчала. Чем больше нас становится, тем меньше удельного веса таланта выпадает на долю каждой человеческой особи. И вот результат. Модный фотограф спекулирует женским телом, успешливый скульптор наживается на человеческом несчастье только ради того, чтобы получать как можно больше удовольствия. - Ну и что? - Удовольствие - слишком примитивная вещь, чтобы делать его своей целью. Наслаждение от женского тела обычно преувеличивают, алкоголь и наркотики просто затупляют ощущения, обладание дорогими вещами лишает людей воли. Хотя большинство сейчас именно к этому и стремится. - Не понимаю, что в этом плохого? - повторил скульптор, скрывая досаду. - Вам сорок лет, и вы не создали до сих пор ничего стоящего. И никогда не создадите. Ваш потолок - потакать инстинктам похотливых самцов. - Вы забываетесь! - Я намеренно вас оскорбляю, потому что вы оскорбили меня, и даю вам понять, насколько это оскорбление сильно. Неужели же вам мало разнузданных девок, что вы силком заставили сниматься эту несчастную? - Если вы такой чистый, зачем тогда сюда приходите, да еще советы мне даете?
- Я хочу вам помочь,- ответил Борис Филиппович очень серьезно.- Ваша душа грязна, но не мертва. Вам была послана святая отроковица. Послана для того, чтобы вас остановить. Но вы этого не поняли и осквернили ее образ. - Ну вот что,- сказал Колдаев, зевнув,- мне эта мистика порядком надоела. Я предлагаю вам пари. Я вылеплю вашу святую в обнаженном виде, и поверьте мне: моя работа ничем не уступит Микеланджело. Если я выиграю, то сделаю с этими фотографиями все, что захочу, если проиграю - отдам вам. - Вы только зря потратите время. Гроссмейстер налил еще водки и подумал о том, что зависть - один из отвратительнейших пороков, хотя до этой встречи он менее всего был склонен подозревать в зависти Бориса Филипповича. И еще пожалел о том, что связал себя словом и не сможет никому показать новые работы. Но идея вылепить обнаженную воровку неожиданно его захватила.
Глава IV. Скульптурный гамбит