Завет вечности. В поисках библейских манускриптов

Существует также сходство в религиозных обрядах, литургии и институтах. В ханаанском Угарите был и свой «первосвященник», и своя «святая святых». Еврейская пятидесятница имела ханаанский прообраз. Кроме тога, близкую аналогию можно усмотреть в древнееврейской системе жертвоприношений и в церемониях очищения. Празднества и святые дни, как, например, Новый год, день искупления и праздники урожая с их сельскохозяйственными ассоциациями (включая поедание незаквашенного хлеба), имели предшественников в ханаанских традициях[24].

По всем признакам угаритские тексты являются развитием общего сирийского наследия при значительном месопотамском влиянии. Ветхий Завет в роли враждебного критика или беспристрастного наблюдателя отражает те аспекты ханаанской религии и общества, с которыми израильтяне соприкоснулись во время их пребывания в Палестине. Однако тот факт, что Угарит был частью более широкой ханаанской цивилизации, не умаляет местного литературного развития в ее северном аванпосте, которое подняло фольклор до поэтического уровня, невзирая на его ритуальное происхождение или предназначение.

182

Ханаанские тексты, хотя и написанные в виде эпических поэм, напоминают стиль, ритм и систему повторов библейского стиха. Ближе всего к ним триумфальные песни Мириам и Деборы. Тематически некоторые ханаанские легенды и мифы близко совпадают с греческими и римскими, чем подчеркивают связи между древним Ближним Востоком и классическим миром. Наша банальная манера отделять Грецию от ее восточной прародины и сентиментально преувеличивать ее уникальные черты и новшества не позволяет нам открыто взглянуть на очевидные факты. Здесь перед нами широкое поле для исследований. Отнюдь не самой незначительной заслугой литературных находок в Угарите является то, что они привели к исследованиям в этом направлении.

Общий характер ханаанской религии яснее всего обнаруживается в угаритской версии мифов о великом Баале. Однако из-за фрагментарности имеющихся у нас табличек единство и последовательность мифов (в стиле некоторых современных романов «новой волны») остаются спорными. Тем не менее мощная основная тема ясна. Она неизменно описывает восхождение Баала на царство среди богов, его борьбу за власть с соперниками — бесплодными силами Яммом (Посейдоном — Океаном) и Мотом (Гадесом). Временные неудачи и конечная победа драматически воспроизводят цикл смерти и воскресения, увядания и расцвета. Баалу оказывает помощь пылкая Анат, к которой Эл, изгнанный наподобие короля Лира, обращается, и не без оснований, с упреком:

О дочь моя, знаю, что ты необузданна,

Ибо нет среди богинь сдержанности.

Всего у нас есть около дюжины поврежденных табличек, повествующих о полной превратностей карьере

183

Баала и действенной роли Анат в качестве его подруги и сестры-возлюбленной. Различные эпизоды оживлены жестокими битвами, душераздирающей картиной истребления человечества, интригами, обманом и политикой силы среди богов, буколическими пиршествами (причем вино поглощается в астрономических масштабах), примирениями и снова битвами. Баал может быть убит; милостивый Эл, отец богов, знает, что он снова воскреснет.

Во сне всемилостивого бога милосердия,

В видении создателя всех созданий

Небеса дождем изливают масло,

Речные русла наполнились медом.

Всемилостивый бог милосердия ликует,

Он ставит ноги на подножку трона,

Он улыбается и смеется,

Он возвышает голос и восклицает:

«Да воссяду я и отдохну,

Чтобы душа успокоилась в моей груди,

Ибо жив Алийян Баал,

Существует правитель, владыка земли.

В этих строках звучит надежда: благоговение перед лицом диалектических процессов природы и вера в вечное возвращение искупителя — царя изобилия.

Другим жанром угаритской литературы являются легенды о смертных героях. Были обнаружены два основных фрагмента эпических поэм о Керете и Акхате, которые могли быть историческими персонажами. Но эпосы поглотили так много элементов ханаанской мифологии, что их считают частью религиозной литературы. Они выражают тот же интерес к плодородию и ритуалам, однако в центре внимания стоят земные, точнее — полубожественные царственные персонажи. К счастью, эти фрагменты содержат также достоверные картины ханаанской жизни. Доминирующим в обеих поэмах является желание обеспечить себе мужское потомство. Как и в случае с Авраамом, бог объявляет человеку о предстоящем

184

осуществлении его династических устремлений еще до того, как имела место биологическая предпосылка счастливого события. И хотя окончания эпосов не найдены, развязку почти наверняка должно составлять чудесное омоложение или оживление героя.

Легенда о Керете (KRT) записана на трех обломанных табличках с колофоном, упоминающим угаритского царя XIV в. Она рассказывает о подобном Иову сирийском правителе, который потерял свою семью и с тех пор живет в печали. Мы видим, как он удаляется во внутренние покои, проливая, как это свойственно всем эпическим героям Средиземноморья, обильные слезы:

Слезы его падают,

Как шекели, на землю.

Постель его промокла от слез,

И он засыпает, рыдая.