Завет вечности. В поисках библейских манускриптов

Смерть Акхата вызывает катастрофическую засуху. Сестра Акхата правильно истолковывает печальный знак и уведомляет своего отца, который отправляется на поиски тела сына, чтобы похоронить его. Он связывает грифов с убийством и просит помощи у Баала. Хищные твари умерщвляются одна за другой для того, чтобы Даниил мог осмотреть их внутренности, но ни в одной нет следов Акхата, и Баал милостиво возвращает птиц к жизни. Наконец подстрелена мать грифов, и — увы! — именно она сожрала плоть и кости Акхата. Даниил берет останки сына и хоронит их. Затем он возвращается во дворец, где проводит семь лет в трауре и плаче.

Пугхат, дочь Даниила, тем временем обнаружила убийцу своего брата, который, будучи под хмельком, похвалялся своим отвратительным преступлением. На этом текст обрывается, но мы можем быть уверены, что убийца получает справедливое возмездие и боги возвращают Акхата его отцу — на время по крайней мере, как Прозерпина была возвращена ее матери Деметре.

Клинописные таблички содержат другие ханаанские мифы и легенды. Одно космогоническое описание рождения богов имеет форму своего рода либретто, дополненного сценическими указаниями. Другое повествование, о влюбленном боге луны Йарихе, вожделеющем к богине Никкаль, начинается, подобно «Энеиде» и другим западным эпосам, словами: «Я воспеваю Никкаль».

Ханаанская литература на глиняных табличках из холма Рас-Шамра расширила горизонты наших знаний о древнем Ближнем Востоке. В том, что она раскрыла

188

перед нами ханаанские корни Ветхого Завета, состоит только один из ее многих выдающихся вкладов. Эти тексты не только ценны для науки как прототипы, но прекрасны и сами по себе как литературные произведения. Несколько теологов, изучив угаритскую мифологию, признались, что шокированы неистовством и порочностью ханаанской религии. Они сочли ее грубой формой политеизма, «мерзостью язычества», искоренение которой древними евреями в Палестине было благочестивым и богоугодным делом, хотя, к несчастью, и не доведенным до конца. Этот взгляд, кроме того, что он сомнителен морально, игнорирует тот факт, что иудаизм и во время заимствования от этой более примитивной религии, и во время борьбы против нее находился под ее влиянием. Многие прерогативы Яхве были первоначально прерогативами Баала или Эла; Даниил Праведный был ханаанеянином, а не древним евреем. Точно так же дух, если не функции пророка вполне могли быть знакомы ханаанеянам. Поэтому мы должны относиться к ним с гораздо большим уважением, так как, несмотря на свою незрелость, ханаанское учение является законным предшественником иудейско-христианской традиции. То, что древний народ, изобретший алфавит, теперь может говорить с нами через посредство своей литературы, является достойным основанием для радости.

189

Тишендорф в поисках подлинного Нового Завета

И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.

Исход 3,2

В начале 1930-х годов распространились слухи о том, что Советское правительство собирается распродать ценные древности и шедевры искусства. Советская Россия нуждалась в твердой валюте, чтобы покупать на Западе машины и технику. Несколько американских дельцов и коллекционеров начали переговоры с советской торговой организацией — Амторгом. Знаменитый Абрахам С. Вольф Розенбах, король букинистов, почувствовал, что он стоит на пороге самой выгодной в своей жизни сделки. Он мечтал приобрести рукопись, которую даже этот желчный космополит расценивал как «важнейшую, самую сенсационную и дорогую из всех известных миру книг». Привыкший оперировать в своих сделках шестизначными числами, он все же сказал большевикам, что запрошенная ими цена чересчур высока. Но дверь для переговоров оставалась открытой, и Розенбах надеялся, что сможет добиться компромиссного решения. Тем временем колоритный сенатор от штата Техас Гарри Л. Дарвин тоже начал переговоры с русскими. Он хотел приобрести древнюю рукопись для церкви, к которой сам принадлежал,— методистской епископальной церкви Юга.

И тут грянул гром. Через два дня после Рождества 1933 г. Британский музей объявил о том, что приобрел у

190

Советского Союза Синайский кодекс за самую высокую сумму, когда-либо уплаченную за рукопись,— 100 000 фунтов стерлингов, более чем полмиллиона долларов по тогдашнему обменному курсу (но более чем вполовину меньше той суммы, которая была запрошена у Розенбаха, как заявил этот ошеломленный джентльмен корреспонденту «Нью-Йорк Геральд Трибюн»).