Зависимость. Трилогия (СИ)

      Заброшенные города и селения похожи на древние голые скелеты, постепенно превращающиеся в пыль и прах и развеивающиеся по ветру. Но то, что было прекрасным прежде, в свои лучшие годы, умеет красиво и величественно стареть, обрастая трещинами и зелеными побегами, разрушаясь, но все еще вызывая трепет в человеческих душах.      Отсутствие людей и, особенно, бессмысленной суеты и шума вокруг, облагораживает такие места еще больше. Так создаются тихие гавани гармонии и тишины. Места, где хочется остаться навечно.      Кью находилась сейчас как раз в одном из таких мест.      Ее новое убежище. Ее место.      Триста лет назад это был просто еще один монастырь, построенные в готическом стиле, но после подводного землетрясения и последовавшего за ним толчка здание стало постепенно погружаться в воду. Вода, ветер и песок ни на день не прекращали своих трудов. Казалось даже, будто они состязаются между собой за то, чья работа будет более заметной.      Монастырь, со всеми своими башенками, пристройками и даже располагавшимся внутри садом, опускался вниз неравномерно. Большая часть постройки почти полностью погрузилась в воду, меньшая часть вросла прямо в гору и была практически неразличима снаружи. Главное же здание опустилось в воду приблизительно на две трети; шпиль высочайшей башни так же гордо вздымался над скалой, как и три века назад, внутренности заполонила вода, но ее уровень менялся вследствие движения тектонических плит и изменения уровня мирового океана. Во время прилива вода поднималась метра на два, но во время отлива алтарь и еще часть мраморного пола обнажались, и по ним можно было ходить, чувствуя себя частью древней истории.      Кью сделала глубокий вдох и закрыла глаза, опуская стену. Еще несколько месяцев назад это пугало ее до ужаса: воспоминание в воспоминании, обрывки, движения, ложь в красивой обертке, слова, сказанные будто невзначай, но западающие в душу и возвращающиеся в ее ночных кошмарах, знакомые новые лица, смех, слезы, страх, наслаждение…      Затем она почувствовала холод, пробежавший по спине, рукам, шее...      Кью несколько раз сжала и разжала пальцы. Крошечное облачко пара, сорвавшись с ее губ, уносимое ветром, скользило дальше по улице.      Холодно. Очень холодно. Пусто.      Кью стояла на мосту, оперевшись локтями о деревянные поручни и наклонившись телом вперед, чтобы видеть излом дороги в месте, где река делала поворот. Ей хотелось начать тереть пальцами виски, чтобы унять головную боль или броситься с моста вниз, чтобы ее длинное бледное тело пробыло темную поверхность реки. Опустив глаза, она увидела короткие голубоватые молнии, скользившие на кончиках ее пальцев.      Нужно было дышать, медленно и глубоко.      Раз...      Два...      Три...      Четыре...      На счет "четыре" ее поглотило очередное воспоминание, которых было так много за последнее время, что Кью уже сбилась со счета. И появлялись они все чаще и чаще. Каждый их приход был болезненным.      В этих последних воспоминаниях она больше не была девочкой, которую не смог убить ее собственный отец. Не была отцеубийцей. Не была некрасивой, исполосанной шрамами. Нет, все чаще и чаще перед ней возникал образ то девочки лет восьми, то молодой свежей и прекрасной девушки. И каким-то образом Кью знала, что во всех случаях это был один и тот же человек.      Это была сама Кью.      Она видела лошадей, что неслись галопом по самому краю обрыва, безумно высоко над      уровнем моря, и две стройные фигуры всадников, тетиву лука в руках красивой русоволосой девочки, а затем ту же девочку со стальным мечом в руках и ее красивого молодого соперника. Затем большие волны и две темные фигуры, борющиеся со стихией, которые то выныривали на поверхность, то снова погружались в пенящуююся воду. Последним было видение бала. Это воспоминание как бы состояло из крошечных кусочков, которые нужно было собрать воедино и склеить, но которые не желали быть ни собранными, ни склеенными. Хрустальная трехметровая люстра на потолке. Барышни в длинных платьях, но с откровенными декольте, на многих были маски, украшенные драгоценными камнями, и дорогие украшения, всевозможные     платки, напудренные парики и шляпки с перьями и без. Бокалы с красной искрящейся жидкостью. Звон битой посуды и громкий хохот гостей. Музыка, много музыки...Ее собственные изящные ножки, выглядывающие из-под пышной бардовой юбки. Она не любила темные цвета, но специально надела это платье, чтобы соответствовать балу и гостям. Музыка. Звуки арфы и скрипки. Духовые и клавишные. Прекрасная музыка. Следующее, что она помнила, это прекрасные серые глаза, смотревшие прямо на нее. Знакомые серые глаза, которые сопровождали ее с самого рождения. Ее сердце забилось быстрее. И еще быстрее, когда обладатель этих глаз пригласил ее на танец, и их тела оказались так близко.      - Ты так прекрасна сегодня, Элизабет, - шептали его губы над ее ухом. - Больше, чем я смел мечтать.      Она закрыла глаза от наслаждения. Сегодняшний вечер вскружил ей голову. Она почти ничего не пила, но была пьяна больше, чем когда-либо прежде.      Главное, что он был рядом, больше ей ничего не было нужно. Ее брат. Тот, кого она любила больше всего на свете, больше себя, больше жизни, больше отца.      - Элизабет.      Когда его руки сомкнулись вокруг ее талии, она забыла дышать, удивительно, как ее ноги все еще не запутались и не выдали бушевавших в ней чувств. Он смотрел на нее не так, как должен был смотреть брат, и в это мгновение их родство по отцу не казалось чем-то важным. Это была просто деталь, которую можно было откинуть в сторону или даже вовсе забыть о ней.      - Элизабет, - позвал он снова.      И она утонула…