— Петенька, не суди ее строго. И поверь мне, все будет хорошо. Никто вас не бросит, мальчик будет жить у нас, а ты будешь спокойно учиться. В этом доме никогда не бросали детей. Сейчас идите с Вовой домой, уже поздно, а вам далеко ехать… Завтра я тебе позвоню. Ни о чем не беспокойся… Кстати, как ты решил назвать мальчика?
— Маша хотела Сережей…
— Сережа, Сергей… Прекрасно, значит, пусть так и будет.
— Грыз!!! — вдруг завопил Вовка и стал тыкать шваброй под тумбочку. — Вон он, вон! Я его вижу!!!
— Грыз!!! — пронзительно завизжала Лерочка и, бросив свою лопатку, проворно уползла на четвереньках за бабушкино кресло.
Сева с суровым лицом застрочил из автомата, целясь под тумбочку.
— Вова! — Петр резко встал и выдернул Вовку из-под тумбочки, куда тот заполз в погоне за неведомым «грызом». — Пойдем, нам пора. Мария Дмитриевна, — обратился он к Машиной бабке, — я никого не сужу и не боюсь ничего. Как будет, так и будет.
Когда за Петром с Вовкой захлопнулась дверь, Мария Дмитриевна встала из кресла и пошла в свою комнату. По дороге она стукнула костяшками пальцев в дверь комнаты дочери и громко сказала:
— Нина, зайди ко мне!
Когда Нина Владимировна вошла в комнату матери, та сразу начала разговор:
— Нина, я в курсе твоей беседы с Петей.
— Вот как? — Нина подняла брови. — Уже нажаловался? Какой проворный! И что?
— Ты плохо знаешь своего зятя, Нина. Этот паренек никогда ни на что не жалуется. Ты слишком громко говорила.
— Ага, значит, Ольга подслушивала!
— Не подслушивала, а слышала. Ты просто визжишь, когда злишься!
— Мама!..
— Замолчи и послушай меня. Мальчик будет жить у нас. По крайней мере до тех пор, пока не сможет пойти в ясли, а там посмотрим. Надо дать Пете возможность окончить институт. Мы обещали его матери…
— Мы и так много для него сделали!
— Единственное, что ты сделала для него — это настолько отравила его с Машей жизнь, что они сбежали от тебя!
— Это он виноват в Машиной смерти!
— Нет, не он. И ты это прекрасно знаешь. И прекрасно знаешь, что виновата сама, но стараешься переложить свою вину на другого. На этого бедного мальчика, который пострадал больше всех…
— Мама!..
— Я поговорила с Олей, она согласна помочь с ребенком. Ты прибавишь ей зарплату, хоть она и не просила, и немного разгрузишь ее от домашней работы. Будешь сама застилать свою постель и гладить рубашки мужу.
— Мама, послушай меня. Я заберу у него Володю, это уже будет для него огромным облегчением. А для второго ребенка он наймет няню. Мы договорились с ним, мама! Этот вариант гораздо лучше! Я даже готова помогать ему деньгами…
— Вова будет жить с отцом, — отрезала мать, и в ее голосе появились давно забытые властные нотки, которым дочь привыкла подчиняться с детства.
— Мама, как ты можешь! — ахнула Нина Владимировна.
— Вова будет жить с отцом, — жестко повторила Мария Дмитриевна. — Иначе он вырастет таким же чудовищем, как ты…
Наступило молчание.
— Ты можешь считать меня чудовищем, мама, — наконец начала Нина Владимировна, — но Володю я ему не оставлю. Он бабу какую-нибудь приведет, они погубят ребенка!
— Нина! — Мария Дмитриевна повысила голос. — Я очень боюсь, что ты опять начнешь ломать чужие жизни. И поэтому я тебе обещаю: если ты только приблизишься к Пете с Вовкой, все, что ты так старательно скрываешь, выплывет наружу. Все обо всем узнают, и в первую очередь Юра!
Она в упор взглянула на дочь и добавила:
— Я понимаю, Нина, почему ты так неистово, я бы сказала даже, истерично любишь Володю, но все-таки вспоминай иногда: это
Нина Владимировна побледнела. Две женщины в упор смотрели друг на друга. Молчание висело в комнате. Наконец Нина Владимировна сказала:
— Никогда не думала, мама, что ты мне это скажешь.
Она встала и вышла из комнаты.
Мария Дмитриевна тяжело вздохнула и выдвинула ящик прикроватного столика, нащупывая лекарство. Руки ее дрожали.
Трамвая долго не было. Петр повернулся спиной к ветру, заслоняя Вовку собой. Тот сначала стоял, привалившись к отцу, потом сполз на корточки и теперь сидел, как гриб, вяло ковыряя снег варежкой.
— Замерз? — Петр поднял Вовку на ноги, встряхнул, заглянул в лицо. — Пойдем в магазин, погреемся.
Они перешли улицу, зашли в большой магазин «Хлеб» и поднялись на второй этаж, где был кафетерий, когда-то их с Машей любимое место. Петр усадил Вовку за столик и принес ему чай и пирожное «корзиночку». Себе он взял кофе.
Ему инстинктивно хотелось отвлечься от тяжелого разговора с тещей, и лучшим отвлекающим фактором был Вовка.