Зависть кукушки

Кто-то заманил меня в подвал библиотеки и зачем-то оглушил. И это тоже следствие моей пассивности. Ведь я даже ни в чем не усомнилась, а с готовностью потопала в ловушку! А ведь можно было подумать: зачем директрисе вызывать меня в такое позднее время, кто мне звонит от ее имени? Ведь голос был незнакомым! Можно было перезвонить. Можно было хотя бы спросить, кто звонит! Нет, мне было неудобно задавать этот вопрос, я предпочла ни о чем не думать, а тупо исполнять странное распоряжение. Да, в тот день все мои мысли были о Сергее, о его аресте, но это меня не оправдывает…

Нет, сейчас разгадывать это странное происшествие у меня нет сил. Это сейчас не главное, главное — Сергей. Что я сделала для него? Почему я опять чего-то жду? Жду, что следствие во всем разберется, что Витя докажет всю абсурдность выдвинутых обвинений, надеюсь на помощь Коли Рюмина и его «банные» связи… Вот и дождалась, донадеялась! Сергей признался в трех убийствах. Из него выбили эти признания, вот и все! А мои попытки что-то сделать были глупыми и беспомощными. Эдька прав, я просто бессмысленно металась, как безголовая курица, и ничего хорошего из этого не получилось. Недоказанное алиби и бабкин инфаркт…

Ненадолго вынырнув из своих тяжких раздумий, я позвонила по телефону, который дал мне Эдька. Розочка-душистик, у которой, кстати, оказался приятный интеллигентный голос, сообщила мне, что состояние Нины Владимировны «средней тяжести» и ей назначено всестороннее обследование, чтобы выяснить причину остановки сердца. Позвонив еще в ожоговый центр, я получила прежний ответ: состояние Петра Владимировича «стабильно тяжелое».

Я снова погрузилась в размышления. Мне надо понять, почему Сергей написал это чистосердечное признание… Витя сказал: под давлением улик. Но ведь улики все равно косвенные! Кровь на куртке, следы препаратов… Старушка Прокуророва в качестве свидетеля — просто смешно… Можно только посочувствовать судье и присяжным, которые будут слушать ее «речевой понос» с бесконечными «прысь-прысь…» и «ёсипонычами». Да и видела она только выходящего из дома хромающего мужчину — и все. Это тоже косвенное доказательство. Сергей не дурак, он умеет логически мыслить, он не мог сдаться под давлением таких улик. Нет, конечно, его били!

Мне надо самой пойти к следователю, попытаться с ним поговорить… Если он меня не примет, выгонит — пойти к его начальству. А для начала мне надо поговорить с Витей. И не по телефону, а глаза в глаза. Почему-то мне кажется, что Витя избегает общения со мной, его телефон постоянно недоступен, а сам он звонит редко и говорит мало. Надо понять, что это значит…

Вернувшись домой, я позвонила Вите, но он опять был недоступен. Похоже, он занес мой телефон в черный список…

Меня опять затопила тоска. Я слонялась по пустой квартире, натыкалась на мебель, включала и выключала телевизор, перебирала свои альбомы и холсты, трогала краски. Ни к чему не лежала душа… Подойдя к холодильнику, я открыла его. Он был пуст, только в уголке притулилась бутылка с остатками водки. Еще Эдькина… Я взяла ее, подержала в руке и поставила обратно. Не хватает еще начать заливать тоску алкоголем…

Что опять со мной? Ведь ничего непоправимого еще не случилось… А если случится? Если Сергея все-таки осудят? За три убийства, а если Петр Владимирович не выживет, то и за четыре… Наверное, это пожизненное…

Я уткнулась в диванную подушку и заревела. Я представляла свою жизнь без Сережи, представляла, что никогда не увижу его, и это было невыносимо… Сколько это продолжалось — не знаю, но в конце концов кончилось, просто я, наверное, выплакала все слезы. И в этот момент мне в голову и пришла идея: если Сергея осудят, я заставлю его жениться на мне. Упрошу, постараюсь убедить… Я слышала, что это не запрещено… Когда я стану его женой, я буду иметь право на свидания, передачи, я смогу куда-то писать, чего-то добиваться, просить о помиловании, да мало ли!.. Я буду видеть его, пусть редко, пусть раз в несколько лет, но буду!

Это решение воодушевило меня. Еще не все потеряно! Так, если я сегодня дозвонюсь Вите, то потребую личной встречи, а если не дозвонюсь или он мне откажет, то завтра, прямо с раннего утра, поеду к нему домой. Пусть это будет бесцеремонно, но мне плевать. Я поговорю с ним и выясню все, что он от меня скрывает, а он что-то скрывает, я это чувствую, я узнаю, как пробиться к следователю и как можно оформить брак с заключенным. Завтра, кстати, суббота, и на работу мне не надо. У меня все получится!

От радостного возбуждения мне даже захотелось есть, и я побежала на кухню, вспомнив, впрочем, по дороге, что в холодильнике ничего нет кроме Эдькиной водки, и пообещав себе завтра непременно купить продукты. Пошарив по шкафам, я обнаружила только полпакета макарон. Ладно, это тоже еда, к тому же на столе стояла банка с шоколадной пастой, из которой я утром отъела совсем немного. Живем!..